Записки репортера - страница 10

"Эх, Русь, Русь, куда несёшься ты? Дай ответ. Не даёт ответа…"

Эйнштейн как-то обронил, что если бы мог предвидеть, к чему человечество приведут исследования в области атомного ядра, то с удовольствием променял бы славу великого физика на судьбу никому неизвестного провинциального часовщика. «Высвобождение атомной энергии, – заявлял Эйнштейн, – изменило всё, кроме нашего мышления…» То бишь – снабдило далеко несовершенное человеческое существо ужасающим механизмом молниеносного самоубийства.

О том, что оно, это самоубийство, вполне реально, покуда в ракетных шахтах и авиационных бомболюках гниют без «дела» скопища начиненных плутонием, ураном, дейтерием, тритием и чёрт знает чем ещё боеголовок, способных разнести в щепки весь земной шар – об этом вроде бы все сегодня помнят. Помнят и всякий раз стучат по дереву, когда клянутся в невозможности повторения Хиросимы с Нагасаками. Хотя, нет-нет, да и схватятся жарко спекулировать на тему: а что, если всё-таки опять попробовать?..

Чем дальше история уходит от момента родин атомного дракона, тем более иллюзорно и легкомысленно воспринимается любое упоминание всуе атомной войны. Той самой, о которой с ужасом говорили все те, кто по нечаянности был причастен оплодотворению идеями этой, столь плодовитой на уничтожение всего живого роженицы смерти. Великие из великих  Бор с Эйнштейном, а также их последователи – Борн, Юкава, Поллинг, Жолио-Кюри, у нас – Капица, после – Сахаров, даже в фашистской Германии – Гейзенберг (по одной из версий сделавший всё от него возможное, чтобы возглавляемая им немецкая физика не смогла создать собственную атомную бомбу), а в Америке – даже Опенгеймер, в финале ужаснувшийся своему детищу – все отчаянно и часто с риском для жизни отстаивали одну простую идею: выкиньте навсегда из головы идею ядерного конфликта.

Тот же Нильс Бор чуть не поплатился свободой, причём не от немецких оккупантов, что хозяйничали в начале 40-х в его родном Копенгагене, а от англичан с американцами, когда Черчилль с Рузвельтом узнали, что великий датский физик ищет варианты снижения рисков использования атомного оружия ещё до того, как оно было применено американцами с 45-ом году. У нас Капица, рискуя жизнью, стойко сопротивлялся любым попыткам втягивания его в бесчеловечные атомные дела, ясно понимая, чем может грозить ему такого рода фронда, когда в оппонентах оказываются люди типа шефа советской атомной программы Берии.

Сопротивление учёных атомной угрозе было с самого начала мужественным и принципиальным. Пусть не всех, зато – каких. После взрывов в начале 50-х  Америкой и Советским Союзом первых водородных  бомб сопротивление это было наконец-то структуризовано и под флагом Манифеста Рассела-Эйнштейна летом 1957 года обрело официальный международный статус в форме Пагуошского движения учёных за мир и предотвращение ядерной угрозы.

«Мы должны научиться мыслить по-новому, – взывали к разуму сильных мира сего авторы воззвания, великие нобелианты Рассел с Эйнштейном. – Мы должны научиться спрашивать себя не о том, какие шаги надо предпринять для достижения военной победы тем лагерем, к которому мы принадлежим, ибо таких шагов больше не существует; мы должны задавать себе следующий вопрос: какие шаги можно предпринять для предупреждения вооруженной борьбы, исход которой должен быть катастрофическим для всех ее участников?»