А я птицами восхищаюсь! Пусть говорят, что от них грязи много, что они крикливые, что у них мозги крошечные, но зато никто из тех, кто это утверждает, не способен летать. И никто этого, кроме птиц, не может!
Я могу!
Когда мне становится очень плохо.
Я закрываю глаза и представляю себя орлицей, сидящей на высоком скалистом утесе. Ледяной ветер с моря треплет мое оперенье, но я гордо, не замечая холода, осматриваю бездну, простертую у моих когтистых лап. Я смотрю свысока на всех глупых двуногих, не способных приподняться над землей даже на пару метров. Потом, вдруг сорвавшись вниз со скалы, я падаю, словно камень, но уже через мгновенье за моей спиной разворачиваются мощные крылья. И тогда я несусь по тугим воздушным потокам над полями и морями, над обидами и разочарованиями, над всей разноликой планетой. И ничего прекраснее этого сладостного щемящего чувства нет!
* * * * *
Ускользает что-то важное, … прячется в нагромождении пустых фраз и деталей… Они наползают на меня, отвлекают, не дают сосредоточиться. Что с этим делать?
Что я должна помнить? События? Поступки? А может, нет? Может быть гораздо важнее вспоминать чувства, … ощущения…
Этого я не знаю, … я пытаюсь не путаться в мелочах…
Пока же чаще вспоминаются какие-то пустяки, но так ярко и детально, будто я проживаю их снова.
* * * * *
Этот бункер сразу мне не понравился. Здесь можно нарваться на неприятности. Тяжелая дверь, лязгнув металлическими затворами, отрезала пути к отступлению.
Надо быть осторожной! Здесь непременно будут ловушки.
Так… так… коридор я прошла. Куда дальше? Налево или направо? Давай-ка налево…
А-а! Откуда же ты вылез?
Получи, гад!
Ничего себе! Пули его не берут! А где мой огнемёт? Вот так! Порядок!
Идём дальше…
Чёрт! Тут тупик!
Поворачиваю назад.… Ой! Всё! Конец! Меня сожрали!
Под вой сирены я простилась с жизнью. Очередной, но не последней. Осталось ещё пять.
Уже через минуту я опять стою в лесу перед тяжелой проржавевшей дверью бункера.
Ещё ничего не случилось,… ещё всё может быть… ещё…
Только Т Е П Е Р Ь я знаю истинную цену этого мгновенья.
* * * * *
– Кира, что за хрень ты сварила? Это что у тебя кофе такой?
Ксюха скривилась и отодвинула от себя чашку.
– Не нравится, сделай сама, – спокойно ответила Кира.
Ксюха резко поднялась, но, ещё не успев встать на ноги, передумала и опять упала в кресло.
– Да, ладно, – отмахнулась она. – Где мои сигареты?
– Эй-эй, кури на балконе, – предупредила Кира. – У моих предков такой нюх! Они меня убьют!
Ксюха театрально закатила глаза, но все же ушла на балкон.
– Чего это она психует? – поинтересовалась я. – Шипит, как раскалённый утюг.
– А, – отмахнулась Кира. – Она с отцом поругалась. Он её в актрисы не пускает. Придется нашей красавице пыхтеть в местном универе. Вот она и бесится. Тебе ещё кофе?
– Ага, только сахара поменьше.
* * * * *
– Жека, а ты хорошо подумала? Надеюсь, ты понимаешь насколько обдуманным должно быть твоё решение?
– Мам, я с первого класса мечтала стать бухгалтером! Неужели ты не понимаешь, сколько романтики, сколько драйва в этой профессии?
Если бы не бутерброд, который я энергично пережевывала в этот момент, я бы рассмеялась. Было бы даже неплохо, если бы я рассмеялась, потому что мамуля всё приняла всерьез. Она пристально, слегка приоткрыв рот, уставилась на меня и на некоторое время замолчала.
– Жека, ты всё-таки странная девочка, – наконец, неуверенно произнесла она. – У тебя бывают такие необычные желания.
