Записки уродины - страница 22
– Жека!
Как я ненавижу эти утренние вопли! Они хуже будильника – его-то хоть пнуть можно.
– Жека, я ушла!
– Хорошо.
Наконец-то, хлопнула входная дверь.
Теперь, когда некому подгонять, пришлось окончательно проснуться. Как сомнамбула, я двинулась по проторенной утренней тропе – туалет, ванная, кухня. Можно даже не раскрывать глаз, ведь каждый день один и тот же ритуал. На обычные гигиенические процедуры у меня ушла уйма времени, которого и без того было в обрез. Наверстать потерянные минуты можно было, только проглотив свой завтрак, как можно быстрее. Аппетита не было, но я все-таки направилась на кухню. На столе меня ждали ещё тёплый омлет и кусок бисквита, оставшийся от вчерашнего пира.
Накануне вечером у нас были гости – тётя Валя и тётя Галя – мамулины коллеги. Они пили красное вино и говорили про жизнь. После первого же бокала тётя Галя низким грудным голосом начала выдавать непристойности, отчего мамуля смущалась и укоризненно поджимала губы. А тётя Валя, полная и кудрявая, всех учила, как надо жить. Похоже, она считала, что знает, как достичь благоденствия в этой жизни. Её дородная фигура и самодовольный вид должны были служить подтверждением её правоты. Три не сложившихся брака и сын в тюрьме – не в счёт!
Воспоминания об этой убогой компании окончательно отбили у меня аппетит. Я подняла глаза на часы.
Ого! Опаздываю в университет!
Я дернулась, но на этом мой энтузиазм и закончился.
Что я там забыла? Как мне там не нравится! Все эти финансы, вся эта экономика – при одной мысли о них у меня сводит скулы. Мне там скучно. Я же не Макс. Это он в экономике, как рыба в воде. Это его стихия! Он учится, потому что ему нравится, а я, потому что надо. А что мне ещё остается? Ксюха, например, после первого курса от нас на факультет журналистики сбежала. Так её предкам всё равно, куда платить, а я учусь на бюджетные деньги, и о переводе не может быть и речи.
Одна радость – Макс рядом!
Я опять с тоской взглянула на часы. Ладно, поеду ко второй паре. Спать хочу!
* * * * *
Говорят, студенческие годы самые счастливые. Что-то я этого не заметила. Для меня даже школьное детство вспоминать приятнее, хотя обижали меня в то время немало. Видимо, что-то уже забылось, а что-то с годами стало казаться незначительным. Всякое бывало, но одно то, что своих друзей я нашла в школьные годы, перевешивает все остальные аргументы.
В университете ничего похожего не случилось. Высшая школа окатила меня равнодушием. Я так и осталась в стороне от однокурсников. Никто со мной на сближение не пошёл, и сама я инициативы не проявляла. Врагов не нажила, но и новых друзей не нашла. Я чувствовала себя приговорённой отбарабанить пять лет, и я их отбарабанила. Училась успешно, едва ли не лучше всех, но все это было, как под гипнозом: надо – сделано – ставим галочку!
Хорошо, что скоро конец. Впереди целая взрослая жизнь.
Что я в ней буду делать?
Жить, как мамуля, я не хочу. Без любви, без денег, и зная наперед, что завтра будет похожим на вчера.
Я так жить не буду!
Только вот с чего я взяла, что мне удастся вырваться из этого круга, я и сама не знаю.
* * * * *
Мамуля стояла в дверном проеме и счастливо, я бы даже сказала, глуповато, улыбалась. В одной руке она держала большой пакет, а другой прижимала к груди цветы. Огромные герберы, уже порядком измученные, жалобно выглядывали из буйного нагромождения цветного целлофана.