— Ренат… — Раф остановился на моей груди, но ненадолго. Вернулся к лицу, к глазам. — Пристрой сына моей жены на пару недель в детский дом… Да… Да, в дом малютки, неважно… Ты меня правильно понял… Можно…
— Не надо, Рафаэль! — вскрикнула я и бросилась к нему. — Нет! Ты не можешь… — Я упала перед ним на колени, схватила за ногу.
— Подожди, — бросил он в трубку. — В чём дело, Камила? Что-то не так?
— Ты не можешь так поступить! Он же… — Остатки гордости рассыпались прахом. Слёзы, что я прятала в себе, подступили к горлу. — При чём тут Дениска, Раф? Хочешь унижать меня — унижай, но сына не трогай!
— У нас с тобой была договорённость, забыла? Ты хорошо себя ведёшь, твой щенок остаётся с тобой. А если нет… — Он красноречиво замолчал.
Давясь слезами, я поднялась. Вернулась на прежнее место и разделась донага. Страх зашкаливал. Что, если ему уже это не нужно? Что, если он захочет понаблюдать за моей агонией?
Он сделал знак, чтобы я повернулась. Я повиновалась, на этот раз, не пискнув. А в голове только и билось: «Поздно. Может быть слишком поздно».
Услышала, как Раф встал, но повернуться к нему не осмелилась. Он дотронулся до моей спины. Откинул волосы и провёл двумя пальцами от шеи до ягодиц.
— Неплохо. Тело у тебя всегда было отличное.
— Раф, — я всё-таки повернулась к нему, — пожалуйста, не трогай Деньку. Он…
Рафаэль вдруг крепко схватил меня за подбородок. Взгляд вспыхнул дикой, необузданной яростью.
— Печёшься за своего щенка, сука? Хорошо, в этот раз я оставлю его в доме. Но в следующий прикажу избавиться от него. А теперь пошла! — Он оттолкнул меня от себя. — Иди и вымойся. От тебя несёт псиной.
***
Стоя в душе, я глотала слёзы. Разрыдалась бы в голос, но тогда услышал бы Раф. Не доставлю я ему такой радости. Кожу на спине, где он провёл пальцами, жгло. Так и казалось, что он оставил вдоль позвоночника две глубокие раны, словно не дотронулся, а полоснул ножом.
Псиной от меня воняет! Подонок! Это от него воняет хуже, чем от падальщика. Кому я вру… Пахнет он так, как не пахнет ни один мужчина. Только запах этот навсегда связан для меня со страхом, болью и унижением.
На полке в ванной была приготовлена одежда. Аккуратная стопка, поверх которой лежала карточка с датой. Каждое утро в своей комнате я находила такую стопку, а одежда, которую я носила до этого, пропадала. Что-то мне приносили снова через несколько дней, но одно оставалось неизменным: Раф присвоил себе всю мою жизнь.
Я расправила сорочку. Она была длинная, ниже колен, чёрного цвета. Приятная и дорогая, как всё в доме Рафаэля. Посмотрела на себя в зеркало. Если я изуродую себе лицо, что тогда? Может, ему станет неинтересно?
***
Раф сидел на постели. Я сделала пару шагов к нему и остановилась. Сердце подскочило к горлу и упало вниз. Широкая постель со свежим бельём была всё равно что эшафот.
— Что встала? — Раф поднялся. — Не знаешь, что делать?
— Знаю, — сказала тихо и пошла к нему.
А в памяти — его руки, его колючая щетина, мои слёзы и боль. Встретилась с ним взглядом.
— Ты можешь подчинить себе кого угодно, — сказала я, выпрямив спину. — Только все тебя будут ненавидеть. Запомни. Никто и никогда тебя не будет любить. Только бояться и ненавидеть.
— Отлично. Это как раз то, что мне нужно.
Я подошла к нему, и он накрутил прядь волос на свой палец. Дёрнул и презрительно искривил губы. И вдруг толкнул меня в сторону.
