– А теперь скажи мне, почему ты не ел? Знаю, здешняя каша не похожа на домашнюю, но ты же вчера пропустил ужин и должен быть дико голодный, – воспитательница села на стул и ласковым жестом предложила ему последовать её примеру, сделав вид, что не слышала, как заурчало у него в животе. – Только, чур, говори правду. Я узнаю, если ты мне соврёшь.
– Зачем вы прикрыли меня? Я же ничего не съел и вы это видели.
– Отвечай на вопрос, – она воровато оглянулась и достала из кармана сложенное в салфетку печенье, положив перед ним на стол. Илья сглотнул слюну, устраиваясь на неудобном и твёрдом стуле, а потом не выдержал и запихнул в себя весь манящий кусок целиком, отвечая уже с набитым ртом.
– У нас была собака. Маленькая и лохматая. Он ела из такой же миски. Я не могу…
– И что с ней случилось?
– Потерялась, – рассеянно пояснил Илья, стряхивая крошки.
– Ладно, – кивнула воспитательница, – а почему ты сказал директору, что тебя зовут Илюша? Специально хотел вывести её из себя? Для справки, тебе это удалось на все сто.
– Не поэтому. А потому, что мама меня так называла. А вас зовут Добрая Люся? Мне ребята про вас рассказывали.
– И что же они обо мне говорили? – с любопытством протянула воспитательница, пряча масляную салфетку обратно в карман и откидываясь назад.
– Что надо делать вид, что я ничего не помню. Что так будет лучше. Но я не люблю врать. Это плохо.
– И ты помнишь?
– Каждый день, – прошептал Илья, всеми фибрами наслаждаясь чуть прогорклым вкусом печенья.
– Скучаешь по маме?
– Да. Я могу к ней вернуться?
– Пока ещё нет. Тебе нужно кое-что исправить.
– А когда будет можно?
– Давай мы договоримся? Я не буду раскрывать твои секреты, а ты будешь честно отвечать на мои вопросы.
– Но чего вы от меня хотите? Я ничего плохого не сделал. Честное слово. Клянусь. Я просто хочу обратно к маме.
– Что случилась с твоей сестрой? Ты мне расскажешь?
– Она исчезла, – упавшим голосом произнёс Илья.
– Ты помнишь тот день?
– Да. Мама много плакала и ругалась с папой, а потом велела сестре пойти погулять в двор.
– А где был ты в это время?
– Я сидел в своей комнате и смотрел, как она качается на качелях.
– Очень хорошо. А дальше? Ты помнишь момент, когда понял, что её нет?
– Да… нет. Как-то смутно. На самом деле я вдруг оказался на траве, она была вся мокрая и липкая, а качели были пустые.
– А как ты там оказался? Ты же был наверху, так ведь?
– Да. Точно. Я чётко помню, как сидел на подоконнике и смотрел на неё сверху вниз, а она раскачивалась, потом ра-а-аз, и я уже внизу. Это так странно.
Воспитательница грохнула пустым ведром об стол и внимательно оглядела облитого ледяной водой худого мальчика, а новенький постарался расслабить мышцы, чтобы унять колотившую его дрожь. Всё тело зверски ломило, взывая свернуться калачиком и залезть под тёплое одеяло, но он не мог шевелиться из-за невесть откуда взявшихся пут на покрытых мурашками и посиневших руках и лодыжках, хотя от холода голова необъяснимым образом прояснилась, словно он чудом пронырнул ужасно длинный подводный туннель и теперь глотает спасительный кислород, чтобы наконец-то насытится.
– Уже лучше? – воспитательница с сомнением покосилась на большую раковину в углу, всю в непонятных разводах. – Ещё плеснуть?
– Н-не н-надо, п-пож-жалуйста, – прошелестел Илья, замёрзнув в этом подвале так, что зуб на зуб не попадал, а Добрая Люся отставила злополучное ведро под раковину и вернулась на своё место, по кругу обойдя ещё не обсохшую лужу, несмотря на решётки в полу, куда с радостным бурлением уходила лишняя вода.
