— Из-вини-те… — вваливается в автобус пожилой мужчина с елкой и маленьким мальчиком в зеленом комбинезоне.
Жмусь к поручню, закрываясь рукой от колючих веток, которые лезут прямо в лицо. Моя спортивная сумка съезжает с плеча.
— Алеша, — выдыхает мужчина. — Проходи, давай-давай…
Карапуз карабкается на верхнюю ступеньку и, плюнув на елку, хватаю его за капюшон до того, как он, не дай Бог, оттуда упадет!
Иголки царапают щеку.
Жмурюсь, пища:
— О-о-й…
— Да что ж такое! — восклицает мужчина.
— Да помогите ему, молодежь! — женский голос за спиной. — Чего смотрите!
Через секунду мне становится легче дышать, и я, кажется, сохранила свои глаза целыми и невредимыми. Два промоутера-снеговика в белых ватных костюмах пристраивают елку у противоположной стены, и двери с шипением закрываются.
Отряхиваю грудь и поправляю шапку, глядя вниз на маленького Алешу. Он хлопает глазами, осматривая мою белую лохматую шубу из искусственного меха, и спрашивает:
— Снегуочка?
— Угу… — рассматриваю его румяные детские щеки.
Я мечтаю о своем Алеше. В последнее время это стало какой-то навязчивой идеей. Так хочется прижать к себе что-то вот такое же — маленькое и родное. Но эти мысли постоянно омрачает другая — я и о себе-то толком позаботиться не могу. Я никогда не признаюсь, но если бы не Глеб, я бы, наверное, пропала. У меня нет «зубов». Так мой брат говорит. Почему-то он предпочитает вытаскивать наружу только мои отрицательные качества, вроде «ты наивная, капец» или «просто научись прогибать людей. Пока не попробуешь один раз, не поймешь, как это работает».
Я не знаю, откуда у людей берутся те самые «зубы». В детстве мне никто не посчитал нужным о них рассказать, а без них, судя по всему, в этой жизни далеко не уедешь, и если бы я хоть одному своему знакомому рассказала о своих «материнских» фантазиях, они бы покрутили пальцем у виска. Причем не у своего, а прямо у моего.
Просто в моей голове фантики и бантики. Так мой брат считает, и здесь я с ним согласна.
— Спасибо… — отодвигает мужчина норковую шапку и промакивает лоб квадратиком носового платка. — Поблагодари девушку, — обращается он к мальчику.
— Спасибо, — звонко объявляет тот.
Дотянувшись до кнопки, щелкаю по ней пальцами, требуя себе остановку. Сойдя с автобуса, чертыхаюсь, забрасывая на плечо сумку и пытаясь отрыть в кармане шубы телефон.
— Да? — отвечаю, стянув с руки розовую варежку.
— Я не понял, — с претензией заявляет Глеб. — Почему подробности твоих субботних похождений я узнаю из телека?
— Это была не я, — закатываю глаза.
В том ролике обо мне информации кот наплакал, но я все равно понятия не имею, где они ее нашли. Видимо, в наше время найти человека — это никакая не проблема.
— Ну-ну, — тянет он. — «Девятнадцатилетняя студентка Любовь Стрельцова», — цитирует сухо. — Собирался заняться твоим собачником, а там уже оказывается и дело заведено. Твой друг мэр подсуетился.
— Дело? — останавливаюсь посреди тротуара, игнорируя последнее замечание.
— Да, Люба, — вздыхает он. — Об уголовном правонарушении, повлекшем причинение вреда здоровью.
— И что ему будет? — тараторю я. — Я же здорова!
— Здорова?
Он снова цитирует, только на этот раз медицинское заключение, которое понятия не имею, как к нему вообще попало:
— «Повреждения длинной малоберцовой мышцы без повреждения сухожилий…»
— Вдруг он не виноват? — перебиваю я.
— А это уже суд решит.
