Видимо, эти сапоги ее и спасли, но там под ними может быть повреждение мышц или связок. Смотря, как эта тварь ее ухватила.
Закусив губу, девица хлопает ресницами и, в ответ на мой вопрос пожимает плечом, а потом смотрит на Руса и обращается непосредственно к нему:
— Вы мэр, да?
Сложив на груди руки, смотрю на Чернышова и выгибаю брови.
— Кхм… — потирает он заросшую челюсть. — Да.
— Можно с вами сфотографироваться? — просит она. — Для моего инстаграма. Я его развиваю, ну, знаете…
Положив на бедра руки, смотрю на свои кроссы, чтобы не ржать в открытую, потому что Чернышов сейчас в реальном ступоре.
Не думаю, что он когда-нибудь делал селфи. Если он фотографируется, это всегда, как на памятник.
После минутного зависания Рус прячет в карман телефон и спрашивает:
— Как тебя зовут?
— Люба… — полушепотом отвечает она, кутаясь в мою олимпийку.
Я тоже чувствую холод, поэтому дую на руки и прячу их подмышками.
— Существует такое понятие, Люба, как частная жизнь, — ораторствует он. — Ее неприкосновенность важна для любого человека, в том числе для мэра.
— М-м-м… — закусывает она губу. — Тогда извините…
Отведя глаза, смотрит на свои ноги. И выглядит это так, будто она просит его задвинуть это дерьмо кому-нибудь другому.
— Какого? — тянет Чернышов.
Проследив за его взглядом, оборачиваюсь и, запрокинув голову, ржу, потому что на маленькую парковку въезжает белый фургон с эмблемой первого телеканала города, а вслед за ним — полицейская «Нива».
2. Глава 2. Романов
Пресс-фургон выпускает наружу оператора и знакомые темно-бурые соболя. Пока плывут к нам, с наслаждением изучаю их хозяйку.
Я охренеть, как отвык от зрелой самодостаточности. Разговаривать с женщиной на одном языке и уровне эрудированности — это как запивать лобстера охлажденным «Дом периньоном», а когда у нее язык еще и физически талантливый…
Кровь частично меняет направление. Встряхиваю плечами и хрущу шейными позвонками. Дожил ты, Романов. Скоро от картинок плей-бойных заводиться начнешь, прямо как в пятнадцать.
С насмешкой встречаю открытый дерзкий взгляд.
Ноль жеманства. Полный комплект, и я уже три месяца на самообеспечении, так что выделываться не собираюсь.
— Привет, мальчики.
— Марго, — сдается Рус без борьбы.
Карие глаза Маргариты проезжаются по мне, пока стряхивает с плеча Чернышова снег.
— Романов, — смотрит через плечо. — Рада видеть.
— Рад, что ты рада, — возвращаю подмышки ладони.
Поправляет волосы и достает из кармана шубы репортерский микрофон.
Выглядит она сногсшибательно.
Безупречный макияж, чёрные волосы гладкие и блестящие, духи дорогие и запоминающиеся.
Так уж повелось, что я Марго растрепанной видел только один раз в жизни, и ноги ее были у меня на шее. Как раз перед тем, как Яна снесла задний бампер моей «Ауди» своим «Мерседесом». Вполне возможно, вместе с бампером она мне ещё и мозги повредила, потому что когда я женился, особо не задумывался, на кой хрен вообще это делаю?
Диссертация и любимая работа тогда имели меня по очереди, так что простить я себя могу.
— Коля, — Марго машет рукой оператору, глядя при этом на меня. — Вот здесь свет отличный…
Алые губы за полгода стали полнее, и вряд ли сами собой. Смотрю на них, а потом в глаза. Делает их загадочными, и я даю согласие, даже не открывая рта.
Надув свой бантиком, улыбается.
— Дадите интервью, Ваше Величество? — стучит по толстовке Чернышова микрофоном. — По старой дружбе…
