Он подсунул мне свой «авторский» белок! И я была права — это настоящая головоломка!
— Ты… — вырывается из меня.
Ровные густые брови ползут вверх.
Прикусываю язык.
— Я? — подталкивает он, склонив набок голову.
— Вы издеваетесь? — выдавливаю.
— Пожалуй, — говорит лениво, чем заставляет меня ахнуть.
Слежу за ним, прижавшись спиной к стене.
Медленно подойдя к двери, хрипловато говорит:
— Моя машина на стоянке перед четвертым корпусом. Жду тебя там. Только не додумайся сбежать.
Толкнув дверь, выходит в коридор, оставляя меня наедине с тем самым винегретом, которого полна моя голова.
Открыв зачетку, отупело листаю страницы.
Ровным уверенным почерком в графе оценка нарисовано «отлично».
21. Глава 21. Романов
Ей девятнадцать, Романов.
Двадцать семь минус девятнадцать — это восемь. Перевернутый символ бесконечности и просто немаленькая цифра, когда речь идёт о разнице в возрасте между мужчиной и женщиной.
Все еще можно отмотать назад.
Я еще ничего не сделал.
— Зараза… — смеюсь сам себе, запрокидывая голову и делая глубокий вдох.
Я еще ничего не сделал.
На парковке в форме хромой буквы «П», кроме моей, прогревается еще пара машин. Этот факт не стал бы меня волновать, если Люба, твою мать, была хотя бы на тридцать процентов менее приметной.
Зачерпнув с крыши снега, леплю снежок размером со свою ладонь и запускаю им в стену заброшенного гаражного модуля. Бросаю взгляд на старую кленовую аллею, постукивая кроссовком по колесу машины.
Понятия не имею, как так вышло, что я никогда не видел девчонку раньше, и чтобы это для меня изменило.
Сегодня я определенно думаю не головой. С тех пор как вошел в экзаменационную аудиторию и поймал хрустальные голубые глаза своими, думаю только о том, какие на вкус ее губы. Ситуация осложняется тем, что она, засранка, думала то же самое о моих.
Может быть, через нее моя перегруженная башка сбрасывает накопившийся за последние полгода стресс, а может быть, я просто похотливая скотина, потому что, когда вижу белую лохматую шубу в пятидесяти метрах прямо по курсу, впиваюсь в нее глазами, чтобы не потерять из вида ни на одну секунду.
Вдохнув поглубже, слежу за тем, как переставляет худые ноги в рыжих сапогах на большой пробковой платформе.
Из-за глубокого капюшона не вижу ее лица, но чтобы спутать ее с кем-то другим, мне нужно сильно постараться.
Термометр взбесился, поэтому без лишних слов открываю пассажирскую дверь, все-таки пробравшись взглядом под капюшон.
Надув розовые губы и царапнув меня возмущенным взглядом, Люба садится в машину.
Усмехаюсь, закрывая за ней дверь.
Согласен.
Черт.
Я повел себя не очень профессионально.
Ты повел себя как свинья, Романов.
Обойдя капот, занимаю свое место и сбрасываю свой капюшон.
Посмотрев на пассажирку, напоминаю себе о том, что я еще ничего не сделал и все еще можно отмотать назад.
Отмотать. Назад.
Рыжие волосы собраны в пучок на затылке. Выбившиеся из него прядки падают на лицо, которое раскраснелось от двадцатиградусного мороза. Кожа на ее шее выглядит так, будто никто и никогда не пятнал ее засосами. Запах цветов в январе — дурманящая смесь…
Сцепив зубы, вдыхаю, теряя все свое чертово веселье, когда в долбаный тридцать пятый раз вижу, какая она молоденькая.
Девятнадцать, Саня.
Люба безошибочно угадывает мою мысль, потому что ее приклеенные к моему лицу глаза вспыхивают, а маленький упрямый подбородок ползет вверх.
Она не настолько наивная, чтобы не понимать — мне не компания за чаем от неё нужна. И она смотрит на меня так, как и положено. Смотрит на мое тело, когда думает, что я этого не вижу. Но она достаточно наивная во многих других вещах, хотя вовсю пытается это скрывать.
