Запретные дали. Том 1 - страница 28



– Отец говорит, что лучше бы я умер вместо Артура… – говорил Себастьян, горько вздыхая, – Нам очень нужен второй работник…

– Я что-то не понял… – парировал Мартин, недоуменно трясся взъерошенной головой, – Кому я нужен-то?.. Вашей отчаянно нуждающейся больнице или как?..

Тут Себастьян понял, что чересчур разболтался и виновато пожал плеч.

– И ты взаправду считаешь, – заслышался лукавый голосок, – что твой строгий родитель до такой степени обрадуется моему долгожданному появлению в вашей отчаянно нуждающейся больнице, что к нему разом вернется прежнее душевное равновесие, и он свято начнет беречь твое здоровье?!

Криво усмехнувшись, «синеглазый черт» заливисто загрохотал, то и дело, громоглася: «Egregie (лат. Гениально)!» и «О, sancta simplicitas (лат. О, святая простота)!», и все обзывал Себастьяна несмышлёным ребенком.

Себастьяну стало нестерпимо стыдно, стыдно за свою детскую наивность, за свой эгоизм и вообще за все на свете. Да и кого он только что просил? Кому только что слезно исповедовался? Ехидной нечисти?

Понуро опустив пристыженную голову, Себастьян вызвал еще больший прилив смеха с язвительными комментариями со стороны «ехидной нечисти».

Насмеявшись вдоволь, Мартин, махнул рукой и принялся с серьезным видом убирать свои рабочие инструменты, обращаясь с ними так трепетно и нежно, словно то были бесценные сокровища, а Себастьян сидел и с тихой грустью наблюдал за стремительным лучиком ускользающей надежды.

Закончив со своей щепетильной уборкой, «синеглазый черт» сел за стол и отрешенно закурил, мечтательно смотря на табачные струйки дыма, но вдруг резко повернул взъерошенную голову, устремив пронзительно-синий взгляд, до краев преисполненный сиреневого блеска.

– И какова цена?.. – раздался лукавый голосок.

– Ну, – тотчас замялся Себастьян, – ты сможешь работать в нормальных условиях…

– И только лишь?! – брезгливо скривился Мартин.

– А еще ты будешь в почете у жителей Плаклей, – начал придумывать Себастьян.

Как назло, в дверь постучали, что значило лишь одно, а именно, начало «врачебного приема».

Заслышав стремительное: «Войдите!», Себастьян поплелся в комнату, где долго и упорно пребывал в самых расстроенных чувствах, продолжая думать о своем теперь уже точно плачевном положении. Вскоре от тяжелых мыслей его внезапно отвлек Мартин, который влетел стремительным вихрем, но, как ни странно, не для посещения туалета.

Окинув Себастьяна с ног до головы сверкающим сапфировым взором, он властно схватил того за руку и потащил в «кабинет».

Под двумя керосиновыми лампами висело огромное зеркало в округлой раме замысловатой ковки. Однако далеко не кованная рама поразила Себастьяна, а то, что по всей диагонали зеркала простиралась тонкая трещина.

– Знаешь что, – сказал Мартин, по-кошачьи сощурившись, и лукаво улыбнулся собственному отражению, – а я согласен на эту авантюрку!..

С этими словами он в услужливой манере протянул Себастьяну руку. Не раздумывая, Себастьян ответил на это «дружеское рукопожатие», бесстрашно глядя с нечеловеческие глаза, которые моментально темнея, наполнились сиреневым блеском до такой степени, что отчетливо выделяли неимоверно расширенные зрачки, в которых точно в зеркальной глади можно было рассмотреть собственное отражение.

Испугавшись подобного новшества нечеловеческого взгляда, Себастьян отвернулся и ненароком посмотрел в треснутое зеркало. Отражаемый высокий черный силуэт с заостренными чертами мертвецки-бледного лица кровожадно ухмыльнулся. Вне себя от ужаса, Себастьян поспешил, от греха подальше, поскорее зажмуриться.