Застыла.
Его слова будто ударили в самую больную точку. Я не могла отвести взгляд, и внутреннее сопротивление таяло с каждой секундой.
– Боюсь? – мой голос был резким, но слабым. – С чего ты взял, что я чего-то боюсь?
Он усмехнулся, его губы были так близко, что я почти чувствовала их снова на своих.
– Потому что ты не оттолкнула меня. И потому что тебе негде спать.
Его слова обожгли меня, словно плетью. Я чувствовала, как мои щеки загорелись от злости, но ещё больше – от того, что в глубине души он был прав. Я не собиралась отступать, но в его уверенности было что-то такое, что сбивало меня с толку.
– Спать негде, да? – повторила с сарказмом. – И ты, конечно, великодушный спаситель, предлагаешь приют под своим чутким присмотром? Как же ты обо мне заботишься!
Он лишь усмехнулся, прекрасно понимая, что мой ответ – это всего лишь попытка прикрыть смятение, бушующее внутри. Спокойствие и самоуверенность этого мужчины бесили все больше.
– Да, именно так, – его голос был бархатным, но в нём чувствовалась сталь. – Потому что если ты будешь под моим присмотром, то мне будет комфортнее. Ты ведь не из тех, кто спокойно сидит на месте. А вот ещё одной безбашенной журналистки мне точно не хватало перед фестивалем.
Он снова шагнул ко мне, и я почувствовала, как его близость подействовала на меня. Ощущение того, что он мог бы контролировать любую ситуацию, в том числе и меня, раздражало и возбуждало одновременно.
– А если я откажусь? – бросила, пытаясь казаться независимой, хотя сама знала, что больше всего хочу услышать его ответ.
Он прищурился, его губы сложились в ту самую усмешку, от которой внутри меня всё кипело.
– Тогда можешь заночевать под открытым небом, – сказал он медленно, почти насмешливо. – Здесь места хватает. Только вот холодно ночью, и кто знает, что может случиться на этой пустоши… Ты, конечно, смелая, Арина, но не настолько, чтобы рискнуть остаться здесь одна.
Его слова пробили в моей уверенности брешь. Я знала, что он прав. Но признаться в этом? Ни за что!
– Ты просто хочешь, чтобы я пошла с тобой, – прищурилась, дерзко уставившись на него. – Вот и всё. Это не про "спокойствие", это про контроль. Ты привык, чтобы всё шло так, как ты хочешь, да?
Он замер, его взгляд потемнел, и в нём вспыхнула искра, как будто мои слова задели что-то глубже, чем я ожидала. Он шагнул ещё ближе, так, что между нами теперь не было почти никакого пространства.
– А ты не хочешь, чтобы тебя контролировали? – его голос был хриплым, низким. – Или ты просто не признаешь, что это именно то, что тебе нужно?
Этот вопрос повис в воздухе. Я попыталась выдержать его взгляд, хотя внутри всё кипело. Снова нахлынуло желание бросить ему что-то в лицо, но вместо этого я резко вздохнула и, сверкая глазами, ответила:
– Ладно. Пойду. Но не из-за твоего дурацкого спокойствия, а потому что не хочу ночевать на холоде.
Он снова улыбнулся, словно уже знал, чем всё закончится, и молча развернулся, увлекая меня за собой. Его рука уверенно держала мою, и я нехотя шла за ним, проклиная всё на свете, включая себя.
Мы шли через лагерь, между палатками и вагончиками, и вокруг всё бурлило жизнью. А я только чувствовала, как мой пульс бьётся быстрее с каждым шагом.
