И ведь нашел! Унылые осины сменились мрачными елями, а ели – веселыми соснами. Очередной пригорок кончился песчаным обрывом – снизу его глодала речка. Черт знает, что это была за речка, но вода казалась чистой, а место – подходящим для ночлега.
Терентий умел делать эрзац-нодью из трех бревен. Шестерых он отправил на поиск и валку сухих сосен, остальным велел рубить и таскать лапник. Подгонял, ругался, рассыпал подзатыльники, кое-кого подбодрил хорошим пинком. Шевелись, сачки! Замерзнуть решили? Ночь будет холодная. Что, сил нет? Врешь, есть силы! Всем работать, пока еще светло!
И сам работал так, что с носа капал пот, а на закате еще успел слазать на верхушку большой сосны и обозреть окрестности. Слез с вестью: кругом одни леса, не видно ни деревень, ни дорог, вообще ничего.
У него уже и решение было:
– Завтра будем строить плот. Скатим вниз десяток стволов и свяжем, веревка у нас есть. Река – это даже лучше тропинки. Где река, там и деревни. Не встретим деревню – встретим мост, а значит, дорогу. Ясно?
– Рыбаков еще можно встретить, – подобострастно добавил кто-то из подхалимов.
– Точно.
Ночь и правда выдалась такая, что не замерзли насмерть только благодаря нодье. Туман над рекой выпал толстым инеем. Крупные, как фонари, немигающие звезды таращились с неба равнодушно и страшно. В лесу кто-то хрустел валежником и временами взрыкивал – не то медведь, не то кабан. Но жарко горели смолистые стволы в нодье, и блаженное тепло согревало и убаюкивало. Правда, спалось все равно плохо: мерзли то ноги, то голова, смотря как лечь на колючий лапник. Тоскливо урчало в желудках: Терентий распорядился пустить на съедение лишь четверть и без того невеликих запасов. Ворочались. Мычали и вскрикивали во сне. Терентий не выставил дежурного и вообще притих – спал, наверное.
Утром Фрол обнаружил: Терентий не спит, а тихо мается, держась обеими руками за живот. Терентию было худо. Он попытался встать, и его вырвало.
Целую минуту Фрол хлопал глазами, пока не сообразил разбудить остальных. Еще целый час понадобился, чтобы понять: Терентию не станет лучше. Это не отравление вчерашними консервами. Это «острый живот» – Фрол краем уха слыхал о таком термине. Слыхал и о том, что хуже нет, когда эта напасть прихватывает человека, обретающегося вдали от врачей и больниц.
Двое-трое были озабочены, как и Фрол. Остальные радовались: тому, что на остатках нодьи можно быстро разжечь дымный костер из лапника и погреться, что скоро взойдет солнце, что в рюкзаках еще осталась провизия, а главное, что «пахан» бессилен и никто не погонит работать натощак, награждая обидными словами, если не пинками…
В этом они ошибались. Свободы вам? Дудки. Наверное, впервые в жизни Фрол по-настоящему «завелся». Наорал. Пригрозил. Смазал по уху нытика, отвесил хорошего пинка лентяю. Заставил шевелиться.
– Строим два плота, понятно? Первый – маленький, из трех бревен. Это для меня и Терентия. Надо его в больницу. Потом стройте для себя второй плот. Старший в команде… ну вот ты. Дело серьезное. Кто будет отлынивать, потом пожалеет, ясно? Не слышу!
– Ясно…
– За мной!
Свалить толстую сосну ленточной пилой само по себе не так-то просто, а надо было еще распилить ствол на три бревна, дотащить их до реки, спустить на воду так, чтобы не уплыли, связать… Солнце уже стояло высоко, когда Фрол отчалил. Он сидел на плоту верхом, свесив в воду босые ноги, и правил длинным шестом. Посередине плота, закатив глаза, тихо стонал Терентий.
