Он не умер, несмотря на перитонит. Часа через три осатаневший от борьбы с неповоротливым плавсредством на крутых речных меандрах Фрол увидел впереди заводь, а за ней деревню. Терентия немедленно и без возражений увезли на первой же частной машине, потому что какому же члену Экипажа охота сполна ощутить на себе действие наименее приятных параграфов Устава? Фрол остался. К вечеру подгребли и остальные.
В школе Фрола сдержанно похвалили. «Типичная особь бета, – было записано в его личном деле. – Хорош на подхвате. В случае необходимости может взять на себя роль лидера и успешно справиться с ней, но лидерства избегает».
Если бы Фрол увидел эту запись, он, наверное, вознегодовал бы: какая еще особь бета? Почему бета? И тогда ему, возможно, объяснили бы на доступном уровне, что он хорошо устроился. Во-первых – не омега и даже не гамма. Во-вторых, на альфу он не тянет, альфа – это Терентий Содомейко. А в-третьих, быть бетой выгодно. Особь бета лишь чуть ниже альфы по рангу, а успевает в жизни куда больше, ибо не особенно борется за лидерство и не ответственна за безопасность стаи. Альфам больше позволено, но зато и достается им по полной программе. Альфу-бабуина съедает леопард. Радуйся, парень, что ты не альфа!
Примерно так могли бы – чисто в теории, конечно, – объяснить Фролу, кто он такой. Но он и в глаза не видел своего личного дела, а потому никто ничего ему не объяснил. Просто-напросто продолжилась школьная жизнь, иначе именуемая обучением перспективных резервистов, а чаще просто службой.
В сентябре курс выживания в лесах повторили, усложнив задание: не просто выбрести к каким угодно людям, а выйти в указанную точку, пройдя более ста километров. Дали командира из старшеотрядников, который тут же назначил своим заместителем Терентия, естественно. Ну и пусть. Фрол не был в претензии, да и отношения со стихийным лидером у него наладились. В целом прогулка вышла что надо: в меру устали, в меру померзли и поголодали, зато вышли куда надо в срок и даже с песней. Замечательная получилась прогулка. А что подвернул ногу и слегка охромел – пустяки. Дотерпел ведь и группу не задержал.
Так думалось семь дней. А на восьмой Фрол слег с жутким ознобом и адской головной болью. Ртуть прыгнула вверх так резво, будто хотела выскочить из градусника на волю. Удивленная медицина диагностировала энцефалит летне-осенний, он же комариный, он же японский. Удивляться было чему: прежде эта зараза никогда не покидала Дальнего Востока, а вот поди ж ты – объявилась на Русской равнине. Что тут сказать? Только то, что чудеса иногда случаются, и не всегда приятные. Впрочем, кому как. На медицинский нонсенс радостно набросились инфекционисты, настрочив в итоге кучу статей и инструкций. Единственный, кому было решительно наплевать на то, что его случай войдет в анналы, был сам Фрол.
Но энцефалит – он и в Африке энцефалит, и лечить его известно как. Трижды в день злодей в белом халате колол Фрола толстой иглой, вводя за раз полный шприц. Приготовившийся было помирать и не очень жалевший о том, Фрол с удивлением понял: он выздоравливает. Жар спадал, боль в голове рассосалась, только мысли путались.
Странные то были мысли, если они вообще попадали под определение «мысли». Сны наяву? Видения? Может быть. Фрол не знал, что с ним происходит и к добру ли это. Он просто болел, точнее, выздоравливал. Это ведь лучшее, чем может заняться больной, не так ли?
