Юдифь смутилась из-за проявленного к ней интереса и невольно отступила, однако голос ее не дрогнул, когда она, не скрывая возмущения, спросила:
– Почему я не смогла подчинить художника?!
– Он во власти другой женщины и не слышит твоего зова, но это пройдет, – ответил Темный граф. Он встал с постели, ненадолго задержался возле небольшой тумбочки с резными ножками, взял со стоящего на ней подноса яблоко и нож и стал неспешно приближаться к демонице. – Что тебя расстроило?
– Этот гаденыш убил меня! – выпалила Юдифь; ее руки тянулись к светлым прядям, ниспадающим на плечи: у красивой, но безродной девицы, в тело которой проклятая ворвалась ветром, была привычка теребить локоны и накручивать их на тонкие пальчики.
– Не драматизируй, – попросил Аристарх, он аккуратно очистил яблоко от кожуры и, усмехнувшись, заметил: – Ты все еще жива.
«Почему он…» – Юдифь запоздало уловила нотки раздражения в голосе Темного графа.
Аристарх бросил собеседнице яблоко, она непроизвольно дернулась и поймала его, а после вскрикнула и выронила сочный фрукт, так как Темный граф вогнал нож ей в живот.
– Я же говорил, что не люблю женщин со светлыми волосами, – почти ласково напомнил Аристарх. – Найди другое тело.
Юдифь не справилась с нахлынувшими эмоциями и преобразилась, Темный граф воспользовался тем, что в обличье монстра проклятая была уязвима, и, выдернув нож из живота Юдифь, распорол им демонице горло. Рана на шее предвещала скорую погибель, дожидаться, пока жизнь вместе с кровью вытечет, проклятая не стала; поступок Аристарха вынуждал ее перепрыгнуть в другое тело, поток холодной энергии вырвался из испорченной оболочки.
Темный граф принял звериное обличье и начал поглощать теплые останки белокурой девицы. Настигшее некстати видение вернуло проблеск человеческого сознания в горящие серебром глаза чудовища: белесый снег делал черную ночь серой; Аристарх снял с себя темный плащ с красной подкладкой и, вывернув, накинул его гордой темноглазой незнакомке на плечи: цвет свежей крови шел ей больше, вышитая золотой нитью лоза винограда теперь не была скрыта; этот искрящийся у основания капюшона узор являлся лучшим украшением.
«Девица из видения такая же яркая снаружи и такая же гнилая и мрачная внутри, как мой вывернутый наизнанку плащ, – понял Темный граф. Мощные челюсти проклятого непроизвольно сомкнулись на предплечье жертвы, острые клыки перегрызли кость. – С нетерпением жду нашей встречи…»
***
«Мне дали жизнь, расплатой стала смерть… тех, кто окажется на моем пути. Я больше не буду прятаться от палящего солнца в тени, я стану мглой и укрою землю от беспощадного дневного светила. Люди, прежде не смотревшие в мою сторону и не скрывавшие своего ко мне презрения, начнут благодарить меня за спасающую от зноя прохладу».
Антон хотел отомстить Саранскому и лишить его жизни, но понимал прекрасно, что, если расправится с генералом, навсегда потеряет возлюбленную. «Лея не должна знать о том, в кого я превратился, – решил художник. – Правда сломает ее». Вскоре от соседей-помещиков Колчаков услышал, что Иван Иванович с супругой покинули свое имение до того, как дом Антона сожгли. Лея даже не знала о произошедшем.
Колчаков поселился в трактире и продолжил писать картины; художник больше не изображал зверя, он стал им. Антон решил, что, когда совладает с яростью, отправится на поиски возлюбленной. Только надежда вновь быть с Леей не позволяла проклятому потерять остатки человечности.
