– Нисколько, – Саша повернул кран.
– Нет, так нельзя.
– Прекрати, пожалуйста. Замок стоит копейки, – строго рассудил Саша. – У тебя волосы вкусно пахнут… – тут же улыбнулся он.
– Спасибо…
– Ты готова?
– Да, – она откинула волосы за спину. – Можешь только помочь мне? – Ира протянула серебряную цепочку с крестиком.
– О… Нет, – растерянно пробормотал молодой человек. – Извини. У меня аллергия на серебро. Я жду тебя, – он спешно вышел из ванной.
В его голосе Ире послышалось какое-то еле различимое разочарование, и ей стало неловко от мысли, что он мог подумать, что просьба застегнуть цепочку – это уловка кокетства. Справляясь с мелким замочком, она с надеждой думала, что ей это всего лишь почудилось. Но когда она вошла в зал, сжимая от неловкости руки, то ощутила отстранённость Александра. Больно ущипнув себя за ладонь, Ира беззаботным голосом спросила:
– Какая погода на улице?
– Свежо.
– Я тогда джинсы надену и рубашку захвачу?
– Хорошо.
Ощущение странного напряжения тяготило Иру весь путь до парка. Чтобы избавиться от него и рассеять любые двусмысленные намёки, она старалась казаться беспечной. Смотрела в окно машины и болтала о разных местах, мимо которых они проезжали. Как оказалось, город оброс тайниками, в которых хранились её детские воспоминания. Но все попытки втянуть Сашу в непринуждённый разговор обламывались, как сухие хрупкие сучья. Отвечал он рассеянно, как будто слушал вполуха.
Только в парке он наконец вынырнул из своих неприятных размышлений. Услышав грудной, тёплый голос и какой-то диковатый, грубый смех, Саша вслед за Ирой повернул голову в сторону шума. Молодая женщина с тугой чёрной косой вела дочку по краю каменной чаши фонтана. Девочка тянула свободную ручку к шуршащим, пенящимся струям и неестественно громко, краснея всем лицом, смеялась – и в этом выражении лица, в смехе было что-то пугающее, ненормальное, болезненное. А за их спинами на земле, обняв голубоглазого щенка хаски, сидела вторая девочка, как две капли воды похожая на первую, но тихая и молчаливая. Ира залюбовалась её по-взрослому строгим, светлым личиком.
– А ты помнишь свою мать? – вдруг спросил Саша.
– Не особо, – задумчиво ответила Ирина, когда они миновали фонтан. – Ярко помню только одно утро: мама пьяная на диване, рядом табуретка с пепельницей и сухарями. Помню запах томатной кильки. Помню, что ползала рядом и просила есть. Хотя… Если честно, я не уверена, что это настоящее воспоминание. Может, я его придумала.
– Как это?
– Ну, – пожала плечами Ира. – Я слышала, что наша память избирательна и мозг… ну, как бы искажает воспоминания, дорисовывает с годами.
– М-м-м… А долго ты пробыла в приюте? – спросил Саша, сворачивая на узкую тропинку, ведущую в лесистую часть парка.
– Около года. Пока бабушка сражалась с бюрократической системой, – невесело усмехнулась Ира.
Саша хотел что-то спросить, но она опередила его:
– Почему ты всегда об этом спрашиваешь?
– По глоткам узнаю тебя…
– Ты так странно говоришь, – с ноткой подозрения заметила девушка, – такие выражения, которые я никогда не слышала… Как там было?.. Что-то про закат, типа утро вечера мудренее, но по-другому.
– Закатные мысли утро не скрасят, – дёрнув сосновую ветку, улыбнулся Саша.
– Да! И ещё про братьев ты странно так говорил, типа весенние дети…
Молодой человек, растирая пальцами хвоинки, осторожно переступил через кривые корни и ничего не ответил. Ирина не стала продолжать этот разговор, она подняла голову и окинула взглядом окрестность. Их дорожку обступали высокие стройные сосны, тянувшиеся острыми макушками к ясному небу. На одной из сосенок девушка заметила деревянный домик-кормушку, из которого невесомая белочка таскала орешки. Чуть дальше, за кустарниками калины, Ире вдруг почудились тёмные фигуры. Едва показавшись, они беззвучно исчезли в зелёной гуще.
