Ты прижалась к стене, пропуская меня вперёд. Но твой испуганный голос пригвоздил меня к месту. Я узнал его, узнал твой запах. Так пахнет летняя ночь на цветущей липовой аллее, ею пахнут твои волосы и твоя кожа. Помнишь, я говорил, что знаю его наизусть, что всюду найду тебя? И этой зимой я снова нашёл тебя, Ирина. Я чувствовал твоё живое молодое тепло и не мог пошевелиться. Ещё миг – и я сделал бы какую-нибудь глупость и напугал бы тебя. Не знаю, что спасло тебя от моего безрассудства. Но я выскочил из подъезда, как из горящего, заполненного жаром дома. Я не мог дышать рядом с тобой, не мог доверять себе.
На улице я глотал воздух, но он не мог заполнить мои лёгкие. Он не мог смыть твой запах, Ирина. Не помню, сколько я просидел в машине, прежде чем очнуться от этого дурмана. Кажется, даже сейчас голова моя тяжела и не совсем трезва. Но не тревожься, я помню, что не должен ворошить прошлогодний снег. Я разберу документы Демьяна и уеду на объект, в «Скандинавию».
28 декабря 2019 года
Совесть не торговка на базаре. Её не уговоришь и не подкупишь. Сколько хочешь столковывайся с нею, спорь, бранись – всё пустое, Ирина. Весь месяц я этим только и занимался. Я подкупал собственную совесть – и оказывался под твоими окнами. Видел свет, видел тебя – задумчивую, отрешённую. Если бы я только мог знать, чем заполнены твои мысли, что занимает тебя сейчас. Да, я знаю, что ты учишься под покровительством Павла Фёдоровича и работаешь в больнице, я знаю расписание твоих занятий и график смен. И этого мне мало. Видишь, какой я? Видишь?
Ты была права – я всё делаю только для себя. Я снова переступаю через правила ради самого себя. Но разве я делаю что-то дурное, Ирина? Разве посягаю на твой покой? Мне достаточно только видеть тебя… Враньё! Я выгораживаю себя, Ирина. Я нагло и бессовестно лгу самому себе. Я хочу знать, о чём ты думаешь, что ты чувствуешь, я хочу большего и в тайне от самого себя лелею надежду, что наша встреча в метро – это не случайность, а знак. Я продал собственную совесть.
Знаешь, Павел Фёдорович однажды сказал, что совесть подобна ребёнку: предать её – значит совершить самое страшное преступление против жизни. И вот я продал её в угоду собственной слабости. Я откладывал поездку, чтобы ещё раз, в очередной последний раз увидеть тебя. И не мог остановиться – мне было мало. Так бывает, когда пробуешь живую кровь и ощущаешь всем своим омертвелым существом чужие живые чувства – отказаться от этого с каждым разом становится тяжелее. Слабость превращается в неутолимую жажду, а затем в безумие. Стоит лишь раз поддаться соблазну, переступить черту – и рассыплешься. Я вовремя одумался и понял это.
Я благодарен человеку, приведшему меня в чувства. Помнишь, утро двадцать восьмого декабря? Ты вышла из подъезда, когда твой сосед отвоёвывал у кого-то своё парковочное место. Ты вышла и лишь мельком взглянула на них. Ты не узнала, не увидела меня, Ирина. И это тоже отрезвляюще подействовало на меня. Я образумился. Чего этим я хотел добиться? На что надеялся? Я чужой и лишний не только в твоём дворе, но и в твоей жизни. Я не имею права занимать чужое место.
