Пока в микроволновке грелся ужин, она позвонила своей сменщице и спросила её:
– Известно что-нибудь про Медведева?
– Про кого? – удивилась Ульяна.
– Ну, про пациента, который пропал, – Ирина выглянула в окно – на месте «лексуса» перед подъездом стояли «жигули» соседа.
– Про Фомина, что ли?
– Угу.
– А я думаю, какой Медведев. Ещё что ли один испарился.
– Ой, я ошиблась… Только проснулась.
– Тишина. Слушай, тут Надежде Сергеевне за тебя влетело…
– Влетело?
– Аркадий Геннадьевич вызывал её к себе. Говорят, устроил разнос по полной программе.
– Из-за Фомина?
– Из-за него, из-за жалобы ещё какой-то. Ну и вообще, говорит, что, мол, студентка в реанимации делает. В общем, готовься.
– Понятно…
Из записок Владимира Чернова
1 декабря 2019 года
Она здесь. Я видел её. Слышал её голос. Демьян не обознался.
В пятницу он прощупывал почву и следил за мной. Я видел, что он держит какие-то слова в чёрном кармане. Он обдумывал и не решался сказать. Определённо он не мог отказать себе в этом удовольствии. Оставалось только ждать. И я ждал. Внутренне я раздражался, полагая, что Мстислав Иванович продолжает свою опеку. Но я заблуждался. Когда Демьян сказал, что встретил Ирину в лифте – я не поверил.
Два года назад Мария увезла её от меня. На этом всё закончилось. Я не знал, где она, мы не должны были встретиться. Но в марте… Я не должен был ехать на метро. Но весь день мелочи цеплялись друг за друга – и привели меня к ней. Мы встретились. Она не увидела и не услышала меня. А я смотрел ей вслед и не верил, что это она, что эта печальная девочка – Ирина. Могла ли она вернуться в этот город? Могла ли быть снова рядом со мной? Нет. Но Демьян не лгал. Только тут я понял, к чему были все его остроты и намёки – он думал, что Ирина приехала ко мне, что мы морочим всех. Значит, она и Демьяна не узнала. Значит, всё-таки забыла.
Он смеялся, говорил о её холодности и строгости. Но я не разбирал этих слов. Я не мог сладить с собственным счастьем. Она была тут, совсем рядом. Дышала со мной одним воздухом. Всего несколькими этажами ниже смотрела на кого-то, кому-то улыбалась, что-то говорила… Я помнил её голос – мягкий, нежный, чуть глухой и шершавый. Я мог закрыть глаза и воскресить каждый его звук и полутон. А теперь он звучал где-то рядом. Это было невозможно!
Валентина подтвердила, что на семнадцатом были гости. Но рыжую девушку она не помнила. Из меня как будто выпустили всю кровь. Что, если Демьян обознался? Я не мог найти себе места. Ходил из угла в угол. Вечером поехал к ней. Да, я дал Мстиславу слово. Она просто человек – и ей позволили прожить свою тихую человеческую жизнь. Я не собирался нарушать слово. Я хотел издали увидеть её, убедиться, что это правда.
Но её не было. Окна её квартиры были черны. Я просидел в машине всю ночь. Ирина не появилась. Тогда новая мысль стала изъедать меня изнутри. С каждой минутой она становилась настойчивее, оттого как будто и реальнее. Мне казалось, что с Ириной что-то произошло. Я ходил кругами у её дома. Изредка садился на лавочку, на которой мы говорили в последний раз. Но не мог усидеть. Вскакивал и снова ходил. Убеждал себя, что всё с ней в порядке, уличал себя в хитрости и подлоге. Торговался с совестью.
К утру я поддался слабости и поднялся на третий этаж, позвонил в её дверь. В висках тяжело стучала кровь. А я представлял сонное лицо Ирины, её сипловатый спросонья голос. Готовился спросить Марию Вишнякову – это первое, что пришло мне на ум. Я должен был увидеть её, спросить Марию, извиниться за ошибку и уйти. Но никто не открывал. Я позвонил снова. В квартире было тихо. Не помню, как слетел вниз, как налетел на девушку в дверях. Но это была она. Это была ты. Слышишь? Снова ты, ты, ты!
