Она покачала головой и крепче сжала борта халата.
– Вы что-то сделали или сказали ему?
Она снова покачала головой.
– Тома, накапайте Ирине валерьянки.
– Нет… Всё нормально… Я просто испугалась.
Всю ночь в реанимации горел свет. Персонал суетливо сновал по этажу: кто-то оказывал помощь лежачим, кто-то встречал новых пациентов и бежал в операционную. В районе двух часов скорая привезла мужчину в крайне тяжёлом состоянии. После операции его поместили в палату Фомина. Ирина попросила младшего ассистента хирурга подождать, пока она проверит подключенные приборы. Но присутствие Лёни не избавило её от ощущения чего-то тёмного и холодного рядом. Оно преследовало Ирину до конца смены. В женском туалете она настороженно прислушивалась к каждому шороху. Мигающая лампа, к которой она давно привыкла, теперь нагоняла на неё жути. Ирине беспрестанно мерещились шаги и тени.
Тяжелее всего ей дались предутренние часы – неподвижные и чёрные. В это время чаще всего умирали больные. К этой обыденности Ирина приспосабливалась с трудом. Её коллеги настолько свыклись со смертью, что могли готовить труп к отправке в морг, болтая на отвлечённые темы. Ирине же становилось плохо. Нет, она вытаскивала катетеры, трубки и провода, связывала руки и ноги скончавшегося без обмороков, но внутри неё всё замерзало. Особенно гнетущей смерть становилась зимой, когда густая мгла пожирала время и пространство, и снежные просторы утрачивали свою чистоту, становясь похожими на мёртвые чёрные пустоши.
В это дежурство обошлось без покойников. Оно закончилась бы легко, если бы не Фомин: он бесследно исчез из палаты прямо под носом Ирины. Его искали по всей больнице, но так и не нашли. После сдачи пациентов следующей смене Ирине пришлось задержаться до приезда полиции. Сидя в кабинете главврача вместе с Анатолием Евгеньевичем, она осоловело описывала историю больного и трудовой распорядок, которого придерживалась ночью. Полицейский равнодушно записывал её слова и настырно задавал одни и те же вопросы:
– Вы говорите он только после операции и сам уйти не мог?
– Нет… Ну, вставать-то он уже мог… и ходил немного.
– Так мог или нет? Может, он ушёл в другое отделение и спит где-нибудь на кушеточке?
– Спать он должен был в палате. Минимум до девяти часов, – вмешался Анатолий Евгеньевич. – Вечером Фомин напал на медсестёр, и ему ввели успокоительное.
– Что значит напал?
Ирина провела ладонями по лицу, словно так могла снять усталость.
– Я проверяла его показатели… и заметила, что он ничего не ел. Я сказала, что ему нужно есть, чтобы поправиться. После этого он кинулся на меня и чуть не повалил на койку. Тамара и Анатолий Евгеньевич оттащили его, и он чуть не укусил Тамару…
– Чуть не укусил?
– Да.
– Что ж вы не вогнали в него осиновый кол? – с ухмылкой поинтересовался полицейский.
– Что?
– Успокоительное на вампиров не действует.
Ирина несколько секунд смотрела на мужчину, не понимая, правильно ли она его расслышала.
– Он псих…
– Психи не взрываются, когда на них падает солнечный свет, даже если они неизлечимо больны9. Надо было вывести его на дневную прогулочку освежиться.
– Если у вас всё, мы можем отпустить Ирину? – Анатолий Евгеньевич прервал этот неуместный приступ веселья. – Человек не спал всю ночь…
– Вот ночью нас и надо было вызывать, когда этот голубчик тут куролесил, – посерьёзнел полицейский. – Это наш постоянный клиент. У него в послужном списке пять разбойных и два изнасилования…
