– Она чё сама не может подстричь отцу ногти? – перестилая больного, сварливо отозвалась бойкая Тамара.
Ирина не знала, что сказать.
– Зачем Горбачёв его тут держит? Он уже бегает. Пусть долечивается в стационаре или дома. Ногти! Ишь какие! Ладно, разберусь я.
За обедом Ирина отвлеклась на «Розетку», сочиняя оправдание для обидевшегося Яруллина.
«Извинениями не отделаешься, Никитина. С тебя теперь свидание» – молниеносно отреагировал тот.
Подбирая нужные слова, Ирина потёрла висок и поморщилась.
«Не получится. Ближайшие лет девять-одиннадцать у меня расписаны: учёба и практика», – написала она и поставила смайлик.
«Сдурела что ли? А семья? Дети?»
«Дети будут на практике и на работе».
«Ты что из этих? Ну, которые против детей».
«Чайлдфри? Они не против, просто не хотят детей. Я не из них. Пока меня интересует только учёба».
«Всё с тобой понятно».
Не придумав больше ничего, Ирина закрыла сообщения и набрала новый номер Любы. Подруга очень удивилась этому звонку и сначала даже испугалась, не случилось ли чего.
– Всё хорошо, – не очень убедительно заверила её Ирина, машинально помешав остывшую неаппетитную уху. – Просто время появилось, вот и позвонила. У меня сегодня сутки.
– Не нравится мне твой голос… Точно всё хорошо?
– Точно.
– Как день рождения отметила?
– С одноклассниками. Мы встречались в клубе…
– А говоришь времени нет, – с шутливой укоризной перебила Люба.
– Да лучше бы дома осталась. Мне в понедельник латынь сдавать.
– Отдыхать тоже надо. Загонишь себя – и привет нервный срыв. Нельзя постоянно зубрить. Ты знаешь, что мозг от перегрузки защищается и перестаёт воспринимать информацию?
Ирина шумно вздохнула.
– Ладно разберусь. Люба, меня вчера такой таксист подвозил… – она закинула голову и мечтательно посмотрела на потолок. – Приятный, с чувством юмора. Светленький – как я люблю!
– Но?
– Он женат.
– В таких случаях моя тётя всегда говорит: «Любви все возраст покорны, но в нашем всех нормальных уже разобрали». Ладно, не мужниной единым, как грится… Ой, Андрей! Не тыкай меня! – Люба засмеялась. – Не парься, будет у тебя ещё свой Джим8. А мы тут ремонт затеяли. То ещё испытание! Решили, если ни разу не поссоримся – поженимся.
– И что, когда в загс?
– Никогда. Ахаха… В первый же день чуть не поубивали друг друга.
– Клевета и саботаж, – в трубке послышался голос Андрея. – Привет, Ирин.
– Привет! А я тоже хотела ремонт, но с деньгами пока туговато.
После разговора с друзьями Ирина задумалась, не сглупила ли, оттолкнув Яруллина. Всё же жизнь отшельницы была по-своему несовершенна: она соскучилась живому человеческому общению. Но, когда она представила прогулки и беседы с Айдаром, то внутренне вся сжалась. Ей пришлось (именно что пришлось) находить темы для разговора и вытягивать из себя то, чего в ней не было. Она – обескровлена и пуста. Выстраивать сейчас какие-то отношения для неё – это всё равно что оперировать пациента при обострении хронического заболевания: слишком много рисков. Это опасно для её только наладившейся жизни. У Ирины были цели, и она не готова была свою «хочу» согласовывать с чьим-то другим.
На вечернем обходе Ирина увидела того самого отца Наташеньки. Сгорбившись, он недвижно стоял на пороге своей палаты.
– С вами всё хорошо? – спросила Ирина, наклонившись к нему.
Увидев перед собой медсестру, он оживился, как будто её и ждал. Неловко оторвав руку от стойки, о которую опирался, он поманил Ирину за собой. Она предложила ему локоть, чтобы помочь дойти до койки. Но тут в конце коридора у её палат послышался шум. Ирина повернулась и сощурилась, разглядывая фигуры – полную низенькую Тамары и рослую сутуловатую незнакомого мужчины.
