Заря и Северный ветер. Часть III - страница 4

Полгода они жили как совершенно посторонние люди. Но постепенно от скуки или ещё от чего Влад стал чаще проявлять к ней интерес. Ирина радовалась этому, как парализованный человек, делающий первые шаги на костылях. Ведь, она, кажется, до сих пор питала к нему нежные чувства. Но когда между ними завязались романтические отношения, ничего, кроме пустоты, Ирина не ощутила. Через пару месяцев Влад устал от неё, любую ласку он принимал с видом скучающего человека. Одарив Ирину недолгим вниманием, он неизменно возвращался к компьютерному столу. Его затылок и спина стали привычной картиной.

Когда Ирина после близости просила Влада побыть с ней – полежать вместе и поговорить, посмотреть кино или погулять, он сердился. Нередко дело доходило до взаимных упрёков, которые перетекали в ссору. Все препирательства заканчивались одним и тем же: Ирина пытается контролировать жизнь Влада, она нянчит свою депрессию, тогда как он вкалывает в баре; она не понимает, как он выматывается и как нуждается в отдыхе, а отдых для него – это игра, и, вообще, она запустила себя, и ему стыдно выйти с ней на улицу.

Всё дошло до того, что Влад заявил, что у них свободные отношения, следовательно, никто никому ничего не должен и каждый волен общаться и встречаться с тем, с кем захочет; если Ирина не готова уважать личные границы другого человека, то им не по пути. Ирина плакала, сидя на его постели, но он был глух к «этой драматизации». Не выдержав тяжёлого холодного молчания, она дождалась, когда Влад закончит миссию в игре, и попросила прощения. Они помирились, но своих слов обратно он не взял.

Ирина надеялась, что, если она изменится, они обязательно вернутся к тому, что было между ними раньше – до того, как её сбила дочка какого-то мелкого чиновника. Ради Влада, чтобы не выглядеть «колхозной провинциалкой», она состригла свою гордость, доходящие до поясницы волосы. Но ни модная причёска с чёлкой, ни яркий макияж, ни новая одежда ничего не изменили. Ирина провалилась в какое-то всепоглощающее болото. Одни и те же перепалки и упрёки: чтобы она ни делала, как бы ни старалась, всё выходило не так, как надо.

Когда запас сбережений на банковской карточке истаял, Ирина устроилась медсестрой в больницу, где познакомилась с Любой. Сошлись они сразу, словно всегда знали друг друга. Правда первое время Ирина называла её Лизой. Она никак не могла избавиться от навязчивой ошибки. Это было странно: она знала только одну Лизу, одноклассницу, с которой не виделась лет восемь. Между ней и Любой не было ничего общего, так что Ирина не понимала, почему это имя засело у неё в голове. Люба не обижалась на это, а только переводила всё в шутку, представляясь пациентам двойным именем.

Ей Влад не понравился сразу, хотя видела она его пару раз. После волонтёрства в центре для пострадавших от домашнего насилия она легко распознавала «красные флаги на ножках». Она с завидной регулярностью коверкала фамилию Влада, чтобы продемонстрировать свою неприязнь, и вразумляла Ирину. Но ответом ей было одно: «Он хороший. Ты просто его не знаешь!». После этого Люба сменила тактику. Она старалась лишь мягко спрашивать, осторожно направлять и советовала книги по психологии. Кое в чём она преуспела – убедила Ирину перестать пить антидепрессанты, от которых у той кружилась голова и появлялась тошнота.

Вскоре после этого Влад потерял работу и увлёкся ставками. Начав с маленьких сумм, он со временем стал проигрывать всё, что у них было. После ссор пристыженная за жадность Ирина вымаливала прощение. И если со своей «меркантильностью» ей удавалось сладить, то вот с желанием прирасти к чужому человеку – нет. Одни ссоры заканчивались – начинались другие. Ирина постоянно чувствовала себя виноватой и зависимой от слов и настроения Влада. Она, как прилежная ученица, из каждой размолвки делала выводы, чтобы в следующий раз не доводить спор до ругани. Она старалась быть лучше: готовить разнообразнее, убирать чище, молчать, когда надо, но это не помогало, находились новые поводы для скандала, их она не могла предугадать. Это привело к их перепалке, после которой она словно бы проснулась: а так ли она виновата и нужно ли ей всё это.