Засада у ржаного поля - страница 7

– Говорил, говорил, летна боль! Только Василий Иванович ему, Лёньке-то, после этого бесплатные путёвки доставал на Чёрное море: три года в пансионатор ездил. С горлом у него что-то было. От горла и помер.

– Батьке моему радостно было, а мне – досада. Народ жалко. Зачем столько погубили? Не хочу, чтобы зря! Я тогда уже за вас, чертей, был.

– За кого, за нас?

– За коммунистов и комсомольцев. За мамку твою. Много я, Мишка, вспоминал, много думал. Сказать – не пересказать! Совсем было поверил… А вот ушёл Василий Иванович, нынешний пришёл – Афанасий Назарович. Отца его я хорошо знал – в нашем колхозе был председателем. Суровый человек!

– Это как?

– Мучил людей, гнал на работу матом, а иногда и плетью! Но сам работал! До ночи, до обморока – вместе со всеми. Жрал с нами из одного котелка, и жил открыто – что колхозникам, то и ему, за это и прощали… А сынок его – не то. Орёт, как папаша, а с работягами за один стол не сядет! И на праздники ему из Райпо завоз прямо домой. Новый помещик! Премии специалистам отдельные, дома отдельные – под себя гребут. Колька Денисов мешок овса украл – ему три года! Бригадир Федька Гребнев машину зерна – в райкоме отмазали. А Федькина мать – старая дура – а понимает: «Мой Хведя партейный, партейных не садют!». Это как? Вот я и говорю, на старый след свернули: как были у людей руки загребущие, так и остались. Не получился новый человек. Не получилось равенство. А мне это жалко, ей Богу, жалко!

Назавтра Мишка увидел в сварочном цехе недовольного дядю Петю Фомичёва.

– Балбес ты! – сказал он, грустно глядя на белый свет мутными глазами. – Такую расценку испортил!

Мишка ничего не ответил.

– Тебе дураку, надо было одну колоду сварить и идти с мужиками в треньку3 играть.

– Я не знал, думал, чем больше сделаю, тем лучше.

– Это, Мишка, только в газетах так пишут, а на самом деле, чем больше сделаешь, тем аккуратней расценку срежут – это ты навек запомни. Я ведь тоже из-за тебя пострадал – два рубля тю-тю. Людка злая, хочет исправить.