– Лазарь, – произнёс брат, – ты же был хорошим сапожником, а должен теперь заниматься не своим делом. Представь себе, Лазарь, если бы Ленин шил сапоги, ну разве он смог бы сшить такие сапоги? – И брат показал Лазарю свою ногу, обутую в изящный сапог.
Лазарь собственноручно снял с ноги брата сапог, долго его щупал, нюхал и даже пробовал на зуб.
– Хороший сапог, – сказал он наконец. – Кто его сделал?
– Ты, – закричал брат, – ты его создал ещё до революции, и я эти сапоги с гордостью ношу до сих пор!
Лазарь Моисеевич действительно был приличным сапожником. И любил это дело настолько, что, даже будучи наркомом, всегда сам себе чинил обувь и любого, с кем встречался впервые, начинал рассматривать с обуви. Он не собирался никогда становиться революционером. Но вот революция позвала его в строй, и он бросил всё: семью, местечко и даже блестящую карьеру сапожника. А ведь со временем он мог заиметь свою сапожную мастерскую. А его в наркомы потянуло.
Грянула революция, и что-то проснулось в душе у Лазаря такое, что он, бросив всё, пошёл вперёд к победе коммунизма.
Занимался первые годы после революции обычной большевистской работой: интриговал, сплачивал, вёл за собой, расстреливал. И справлялся с этим довольно неплохо, у него даже какой-то талант появился организационный. Мало кто мог так умело дать отпор или, допустим, организовать аресты и расстрелы. Ну, может быть, Дзержинский и ещё пара-тройка большевиков. Но они были плохими революционерами, не поняли вовремя, за кем надо идти, а Лазарь понял, он шёл за всеми сразу, пока наконец не выбрал настоящий, революционный путь, проложенный верным ленинцем.
И вот теперь Сталин вызвал его к себе и сказал:
– Лазарь, ты знаешь, я не антисемит, у меня даже есть один друг – еврей.
– Ну конечно, Иосиф Виссарионович.
– Но, – продолжал Сталин, – ты, конечно, не можешь знать, что при этом евреев я не люблю.
– А за что их любить, товарищ Сталин?! – закричал Каганович. – Я сам их терпеть не могу.
– Постой, – сказал Сталин, – да ты ведь, кажется, и сам еврей?
– Еврей.
– Мать кто?
– Еврейка.
– А ты кто?
– А я коммунист! – гордо выкрикнул Каганович.
– Ай, молодец, – похвалил Сталин, – настоящий интернационалист. Но ты, – продолжал Сталин, – можно сказать, безродный космополит.
Каганович университетов не кончал и не знал, что это такое – безродный космополит, поэтому ответил:
– Я, товарищ Сталин, коммунист, преданный делу Сталина.
– А как ты думаешь, – спросил Сталин, – Ленин был еврей?
– Нет, товарищ Сталин, не мог основоположник нашего пролетарского государства оказаться евреем.
– То-то же, смотри у меня, – сказал Сталин.
– Он же вождь наш и отец, – неосторожно добавил Каганович.
– Отец народов? – насторожился Сталин.
– Нет, товарищ Сталин, отец народов у нас один – это вы, а Ленин, он хоть и отец, но только одного, а не всех народов.
– Ох, хитрец, – сказал Сталин улыбаясь, – и вот потому, что ты такой ушлый, я тебя, Лазарь, пожалуй, пошлю проводить на селе коллективизацию.
– Товарищ Сталин, – испугался Каганович, – за что такая великая честь? Есть ведь более достойные люди: Калинин – он из народа, в конце концов, Будённый – он и с лошадьми хорошо знаком.
– Нет, Лазарь, ты пойдёшь проводить коллективизацию, и я тебе объясню почему. А потому, Лазарь, что ты хоть и коммунист, а всё же еврей. Если коллективизация не удаётся, то мы так прямо и скажем народу, что проводил её еврей Каганович, который не любит русский народ за то, что он русский. И тогда народ сам решит, что с тобой делать. А если коллективизация всё-таки получится, тогда все будут благодарить нас за то, что я дал крестьянам настоящее коллективное счастье, и я тебя тогда не забуду.
