Засмотрелся на время… Книга стихов - страница 3



служители плоти
и воины духа
свободны в охоте
и выборе пуха.

3.

А девы наденут
наряды из ситца,
и мягкие тени
окрасят их лица,
и юноши в полночь
войдут в их покои
и даже не вспомнят,
что там за рекою…

4.

А там за рекою,
за млечным потоком
скучает изгоем
Творец синеокий,
глядится в картину
забытую будто —
Он кисть отодвинул
и ждёт Абсолюта.

«Вращает солнце колесо…»

Вращает солнце колесо,
проходит старая с косой,
а некий Странник золотой
глядит, как ветер рвёт листву.
Он не отшельник, не святой,
он – просто есть, его зовут
по имени, по именам,
он многолик, и странно нам,
что мы его не узнаём,
когда является он вдруг
и просит комнату внаём,
мы реагируем на звук
его шагов и слов, что в том?..
Ведь мы его не узнаём,
когда садясь за общий стол
ломаем хлеб и пьём вино,
и видим – это он пришёл,
но не узнаем всё равно,
зачем явился он в наш дом,
куда отправится потом…
Нам не взойти в его костёр,
и не пройти его тропой,
ведь никого он до сих пор
не брал в попутчики с собой.

Шёпотом

Я прошу, не спеши…
Время – тихий паром,
и разбитый кувшин,
и шальное перо…
Если хочешь, взгляни
через край темноты,
в тишине утони,
там где я и где ты,
там где осени сон
сотворил чудеса,
там где замерло всё
в удивлённых глазах…
Но ни там мы, ни здесь,
нас придумал Поэт —
эта странная весть,
что на свете нас нет.

«Есть серебро, поющее над бездной…»

Есть серебро, поющее над бездной,
и темечко младенца помнит звук,
вибрации небесных струн отвесных
и полноту раскинувшихся рук.
Ведомые видением сквозь воды
событий, убегающих в песок,
искатели объезда или брода,
нас беспокоят даты или срок…
Поставит грусть печать свою на очи,
а смех – морщинки жёсткости у рта,
горб за спиной вернее напророчит
чем гороскопы. Прошлое – всегда.
А струны серебрятся и играют —
вот вертикаль, творящая мотив,
его услышишь, замерев у края,
и вызубришь, когда придёт прилив,
и уповая, как всегда, на случай,
на счастье может или на беду,
вновь будешь ждать таинственных созвучий,
кляня свою земную глухоту.

Рассечённый идол

Сделал выдох,
забыл про вдох —
рассечённый идол,
прошлогодний мох,
поздно для плоти,
но рано для духа —
пустынник, охотник,
частичка пуха,
вернее сказать:
частица праха —
немного отваги,
немного страха,
возвращался к началу
вдоль мёртвого русла —
сердце молчало,
слушая Музы.

«Точит, очень метко, очень…»

Точит, очень метко, очень,
через чур, и чур меня,
звонче меди, меди звонче,
жгучей белого огня.
Гнев – гниение – гиена,
гарь и копоть полуфраз,
копится морская пена —
заморочит Майя нас,
колобродит ропот улиц,
нарастающий в мозгу,
кружит улей, пчёлы пулей
у виска и по виску…
Наши песни неуместны,
обеззвучены уста,
станем мы водою пресной,
обратится в пар вода
и уйдёт на сине небо,
ненадолго, как всегда
после зрелищ, после хлеба
с неба падает вода.

«Шёпот огня …»

Шёпот огня —
первичный фон,
ты знаешь меня,
я – это он.
Пляски ветров
в песнях воды,
ты знаешь без слов,
я – это ты.
Ярче заря,
громче волна —
промолвят моря:
Жизнь солона.
В небо рукой,
в бездну стопой —
останусь такой,
пока с тобой.
Я – это сон
твой обо мне, —
поёт в унисон
голос в огне.

«Темнота зрачка к белизне тела…»

Темнота зрачка к белизне тела
стремится
не зная предела.
Вздрогнут ресницы.
Купанье нагими – шаг осторожен
в озёрах…
Белизна. Дробь дрожи.
Зеркало взора
заливает свет. В голубой купол
взвихрится
лепет. Тают губы.
Вздрогнут ресницы.

«Душа – виолончель…»

Душа – виолончель,
раскачай
качели детской печали
моей —
от земли до звезды
маятник маяты…
Виолончель – душа,
слушаю не дыша,