Вздергиваю подбородок выше, и демонстративно вытираю размазанную помаду. Сейчас плевать, что он подумает…
Когда то и мы с ним были в похожей ситуации, только тогда мы не остановились. Этот яркий кадр, несмотря на черно-белые краски будто оживает перед моими глазами.
– Фурия, – ноги касается Никита, и я даже подскакиваю на месте: – В чем дело?
– Все нормально, – отвечаю, поправив волосы, а он буквально говорит мне взглядом, что я дура, поэтому я добавляю: – Это он. С девушкой в горчичном пальто.
Тихо звучит собственный голос, и Ник мгновенно понимает. Удивлен, но делает вид, что смотрит что-то в телефоне на держателе, а сам украдкой разглядывает пару.
– В форме, однако. Спортсмен что ли?
– Поехали уже.
Ерзаю на сидении, чувствуя себя такой измотанной от этого вечера, будто пропустили через измельчитель.
– Не знаю я, мы не общались, – он выруливает, мы медленно проезжаем мимо них, а я чувствую этот давящий взгляд.
Сама не смотрю на них, только спустя несколько секунд в боковое замечаю, что видимо их такси подъехало.
– А теперь давай, колись, – как только мы оказываемся на приличном расстоянии от Подиума, начинает Горский: – По любому ведь обменялись колкостями? Я, если бы встретил свою бывшую, уверен, случилась бы вторая мировая. И хрен знает, от кого был бы первый шаг.
Усмехаюсь, завязывая волосы в небрежную кичку, и откидываюсь на подголовник.
– Дали понять, что наша ненависть обоюдна. А еще я поняла, что он абсолютный трус, – добавляю задумчиво: – Боится, что я расскажу его неженке о том, что он сделал.
Даже думать об этом отвратительно, если честно. Будто мне есть дело до него, его жизни, и того, чтобы как-то мстить… Надо было догадаться, что только такое мнение у него может сложиться, ведь каждый думает в меру своих возможностей.
– Ты злишься? – спрашивает Никита, а я даже не могу себе ответить на этот вопрос.
Скорее нет, чем да. Я не ожидала, и этот эффект неожиданности застал в расплох. Только и всего.
– Да…ты злишься на него, – выдает он не услышав моего ответа: – А это знаешь, что значит? – Горский вдруг поворачивается прищуривая свои голубые глаза, пока мы стоим на светофоре.
– Что? – я уже заочно испытываю скепсис ко всему, что бы он не сказал.
– Что есть еще в тебе нечто, – говорит прямо, без смеха на полном серьезе.
Не удерживаю себя, и буквально чувствую, как брови застывают в немом вопросе.
– Ты сейчас в себе?! – я готова вышвырнуть его из его же машины, и ехать сама.
– Не лги себе, Фурия…
Это последнее, что он говорит, включая радиоволну и срываясь с места. А я так и остаюсь в ступоре пялиться в его профиль и более того хочу прибить за подобные домыслы.
В течение десяти минут моего недоумения, мы, наконец, оказываемся у него. Слова Морозовой возникают в голове, а я торгуюсь сама с собой. Но когда мы вылезаем из машины в паркинге, преграждаю парню дорогу. Он тут же усмехается и обнимает мою талию, прижимая к себе.
– У меня заманчивое предложение… – томно начинаю я.
– Это я крайне люблю, особенно от тебя, – касается носом шеи, и вдыхает запах, заставляя меня довольной кошкой улыбаться.
– Помнишь, я говорила, что Алина там с ума сошла и хочет собрать всех бывших “друзей”, – он мычит подключая уже губы, и покусывает кожу: – Это горнолыжка за городом, не помню название, – снова характерное причмокивание и угу: – Поехали со мной?
Выдаю последнее, а Горский резко останавливается. Отрывается от меня, и я чувствую, как он облокачивается на капот своей машины.
