– Колдовать будет? – опасливо отстранился черт.
– Это вряд ли. Связанный и с кляпом не опасен пока. Чтобы освоиться в новом теле, понадобится несколько дней. Так что долго с ним не тяни.
С улицы донесся приближающийся перезвон, и Бучила вышел со склада в морозную ночь. Черти суетились вокруг обгорелого умруна. Слышались хруст и аппетитное чавканье.
– Здесь отрежь.
– Вкусно.
– Поджаристый, сука.
– А внутри сочный еще.
– Я пасть обжег.
– Так придержи хлебало свое.
По занесенному снегом проулку подъехали сразу два возка с гербами графини Лаваль. Первым правил Прохор, а вторым жизнерадостно скалящийся Васька.
– Заступушка! – Черт бросил поводья, спрыгнул и кинулся обниматься. – Рушенька, дорогой. С Новым годом!
– Здорово-здорово. – Бучила сдержанно похлопал его по спине. – И тебя с праздником. – Он отстранил Ваську и заглянул в блудливые умильные глазки. – Как все прошло?
– Как по нотам! – Васька замахал лапами и затараторил: – Подъехали к дому, графиня ой умница, говорит охране – мол, приехала к господину Шетеню в качестве подарка. Ну эти дурни осмотрели возок и запустили в ворота, а мы втроем у графини под юбками прятались. Выскочили, стражу порезали, ворота открыли. Ну а там уже повеселились вовсю. Сгорел терем, бездомный колдун-то теперь.
– Думаю, это меньшая из его проблем, – усмехнулся Бучила. – Им теперь Бастрыга занимается.
– Бастрыге я денег должен. – Васька сразу взгрустнул.
– Это все мелочи, – успокоил Рух.
– Идола Ковешникову отдал? – спросил Васька.
– Отдал. Он шкатулку свинцовую притащил, в нее и засунули. Пускай лучше у них хранится, чем по рукам будет ходить и людей совращать. И надо отсюда потихонечку уходить, я велел Ковешникову нагрянуть после нас и забрать победу себе. Ну если таковая случится. Повезло пухляшу. – Бучила кивнул на возок с нахохлившимся Прохором. – Графиня там? А чего не выходит?
– Ты это, Заступушка, лучше беги, – пискнул Васька. – Чето-то злая она на тебя. Грозилась убить.
– Ну тут нет ничего необычного, – беспечно отмахнулся Рух, подошел к возку и открыл дверь. – С Новым годом, сударыня!
Из возка вылетела варежка и ударила в лоб. Бернадетта, в короткой соболиной шубке и шапочке с хвостом, сидела злая, надутая и очень красивая.
– Ты чего? – удивился Рух.
– А ты не знаешь? – фыркнула Лаваль. – Кто-то подсыпал Альферию Францевичу толченый бесов елдак в кофий.
– Это не я, – соврал Бучила. – Мне-то оно на хрена?
– Ах не ты. – Из возка вылетела вторая варежка. – Лжец и негодяй! Как ты мог, у Альферия Францевича последняя потенция еще при канцлере Ростоцком была. Знаешь, как он удивился? А я знаешь, сколько горя хлебнула, когда муженек вдруг решил супружеский долг выплатить разом за восемь наших совместно прожитых лет? Подлец ты. И шутки дурацкие. У Альферия Францевича кровь куда не надо вся отлила, теперь плохо ему. А если бы случился удар?
– Ну не случился же, – буркнул Рух, раздумывая над тем, что невинная шалость и правда могла плачевно закончиться.
– Ненавижу тебя!
– А я вот тебя обожаю! – Бучила запустил руки в возок, сграбастал графиню и потащил на себя. Лаваль брыкалась и истошно визжала. Рух подавил сопротивление и завалился в снег, подминая ее под себя.
– Пусти, пусти. – Графиня затихла, на покрасневшем лице играла улыбка. Та самая, одновременно обещающая все хорошее и все плохое. Припухлые влажные губы манили. Рух наклонился и…
– Эй, вам нечем заняться? – сбоку откашлялся Васька. – Потом нацалуетесь, пошли, Заступа, чего покажу.
