Лейтенант Одзима, инженер Лялин
Дайгоро Одзима. офицер императорской армии и потомственный самурай, не считал, как многие японцы, европейцев низшей расой – гайдзинами, а китайцев вообще не людьми. Скорее, наоборот, он понимал, что любая нация, любой народ имеет свою культуру, знания, умения, историю, и поэтому всегда нацеливался на то, чтобы обучится у чужих чему-то особенному, чего не умеют японцы. Да и вообще, научиться чему-то новому всегда приветствовалось в стране восходящего солнца. А его наставник, господин Ишимура-сан, любил повторять что любое ремесло почетно. Так, к своему удивлению, находясь в Китае, он быстро обучился ремеслу сапожника и иногда, в свободное время, ремонтировал обувь сослуживцам-офицерам. В конечном итоге это занятие и послужило основой его легенды. Полунищий бездомный китаец-сапожник, рабочий-пролетарий ни у кого не вызвал бы подозрения в Советской России. Помимо обучения ремеслу сапожника, он неплохо овладел северным диалектом китайского языка, привык к фунчозе (сорт лапши) по китайскому рецепту и другим неаппетитным блюдам. Во время окончательной подготовки майор из военной миссии, с лицом, лишенным мимики, по просьбе полковника Ишимуры приходил к нему на квартиру, занимался основами русского языка, приносил советские и китайские газеты, выдал несколько книг, рассказывал об обычаях жизни за северной границей. И в целом лейтенант Одзима был в курсе событий, происходящих в Азии и СССР. Однажды принес кусок соленого свиного сала на куске черного засохшего хлеба, пояснил при этом, что это отвратительная пища входит в рацион питания жителей России. Одзима попробовал необычное угощение, но оно ему понравилось – сытное, с ароматом чеснока, намного вкуснее, чем вареная бутабара (свинина – яп.), от которой щекотно в глотке.
Поезд прибыл в г. Иркутск, здесь был центр Восточной Сибири. Здесь и началось перевоплощение мелкого китайского дипломата в советского пролетария. Железнодорожный вокзал был шумный, полон военных. Одзима в купе переоделся в простую рабочую одежду, надел кепку, до этого все три дня пути не брился, отчего стал похож на местного аборигена, бурята, рабочего- путейца, достал мешок на лямках с необходимыми вещами, чемодан убрал наверх, цивильный костюм положил в рундук под сиденье. Осторожно выглянув, убедился, что никого нет в коридоре, а толстый проводник, как предписано, стоит на входе в вагон. Он проскользнул в тамбур, противоположный от проводника, открыл дверь вагона и спрыгнул на пути, оставив перрон на другой стороне. Изображая железнодорожного рабочего, кои документы у него имелись, прошел вдоль всего состава, пролез под несколькими вагонами соседнего эшелона и неторопливым шагом спустился к берегу реки Ангары. В этот момент другой человек, почти близнец Дайгоро Одзима, прошел в дипломатический вагон мимо толстого проводника, который удивился тому, что прежде просмотрел выход господина дипломата на перрон, оказавшись в его купе, достал чемодан, повесил костюм и как ни в чем ни бывало сел на нижнее место, достав газету. Двадцать минут спустя в купе появился сосед – коммунист, китаец – и мнимый Одзима, беседуя на шанхайском диалекте о победе Коминтерна в Азии, через восемь суток добрался до Москвы, где исчез за дверьми посольства Японии. О его судьбе мы ничего не узнаем, да и она для нас совсем неинтересна.
