Здесь, в областном городе Чите, он очутился по распределению. Только двоих выпускников из всего курса направили на Запад, двоих забраковали: один оказался сыном осужденного за политику, второй не подошел по требованиям какого-то очень секретного и ужасного приказа наркома №00310 об улучшении кадрового отбора кандидатов, поступающих на службу в органы НКВД. Остальных пятнадцать человек распределили на Забайкальский и Дальневосточные фронты. Раскидали всех по разным направлениям. Кто в Кяхту попал, кто в Маньчжурию, а кто-то двинул на Дальний Восток. Во Владивосток и Хабаровск.
Сергею же выдали сопроводительные и проездные документы в город Читу, в Управление особых отделов Забайкальского фронта, где он получил уже распределение, как пошутили в штабе контрразведки, на «юг». Поэтому младший лейтенант и находился в комендатуре Читинского вокзала. Показав новенькое удостоверение, переговорив с дежурным о ближайшем поезде на «юг», который, как оказолось будет только поздним вечером, он вышел на перрон и оглядел железнодорожные пути. Стояло два коротких товарных состава. Впереди одного пыхтел облезлый паровоз, и машинист с помощником, с черными, как предки А. С. Пушкина от копоти лицами, о чем-то перекрикивались. «Этот точно скоро отправится», – решил Перелыгин.
Вдоль состава прохаживались старик в форме военизированной охраны с ружьем и молодой солдат с трехлинейкой и примкнутым штыком. Составы охранялись стрелками ведомственной военизированной охраны комиссариата путей сообщения и войсками НКВД по охране тыла. Младший лейтенант поспешил к машинисту, который выглядывал из кабины паровоза. Поздоровавшись с помощником, который возился возле колесных пар паровоза, запрыгнул в кабину и показал свою красную книжицу. Машинист, серьезный и обстоятельный мужчина, внимательно прочитал удостоверение, кивнул головой и шуткой спросил:
– Чего изволите, ваше превосходительство?
«Вредный дядька, с гонором – с таким не договориться», – подумал Сергей. Однако все-таки попросил его добросить до станции Оловянная, тот только произнес: «Договоришься с «вохром» и караульным – и подбросим, и добросим», – и, уже смеясь, добавил: – И поймаем!»
Младший лейтенант пожал грязную от угольной пыли руку, выпрыгнул из кабины, пошел к стрелку караула военизированной охраны – невысокого роста старику. Дед, увидев лейтенанта, вскинул обшарпанное ружьецо и фальцетом крикнул согласно Уставу «О несении караульной службы»:
– Стой, кто идет, ёшкин кот! – Последние слова были, конечно, не уставные. И он понял, что дедок совсем не старый, а просто мужчина в возрасте. Состарился он преждевременно от тяжелого крестьянского труда и в действующую армию признан, наверное, негодным. Вохровец подошел сам, долго изучал удостоверение, шевеля губами. Потом вытянулся во фрунт, тем же фальцетом сообщил: «Стрелок Мыльников, выставлен на охрану и сопровождение!». Удостоверение особиста, видимо, повлияло на его дисциплину благотворно. Сергей проникновенным тоном, наклонившись к уху, а именно так его учили на курсах контрразведки, нужно разговаривать с такими людьми – как будто выполняешь секретное поручение, прочувственно и настойчиво сообщить свое якобы задание.
Конечно, Сергей нарушал инструкции, просясь пассажиром на состав, но ему очень хотелось скорее добраться до нового места службы. И младший лейтенант, наклонившись к низенькому стрелку, вполголоса сообщил, что будет инспектировать работников станций на соблюдение режима секретности. Это было примитивное вранье, но старший вохровец ни секунды не засомневался в правдивости слов молодого командира. И бодрым тоном вещал:
