Чероков, вглядевшись пристальными своими, даже и здесь, на холодном ветру, не мигающими глазами в очень знакомые ему линии и пятна путей, первый заметил подходящий поезд, и все подтянулись, и генерал Ананьин высморкался старательно, в несколько обдуманных приемов, потом вытер глаза и спрятал платок, который держал в руках все время.
Поезд в несколько синих вагонов подошел тихо, без свистков и гудков, но был это только свитский поезд, из которого вышел в некотором роде жертвовавший собою в случае злостной неисправности путей великий князь Петр Николаевич, длинный и тонкий, как хлыст, с лошадиным лицом, в серой, обычного солдатского сукна, шинели и фуражке защитного цвета.
Здороваясь с Ананьиным и другими генералами и адмиралами, он сказал негромко:
– Поезд его величества – через четверть часа, господа.
Чероков обратился к Ливенцеву торжественно и таинственно:
– Вот теперь смотрите в оба! Главное – около самого входа на вокзал. Там, конечно, есть жандармы, но… я вам говорил: чем больше глаз, тем лучше.
И Ливенцев пошел к подъезду, около которого собралась уже, правда, не очень большая, толпа «проверенных людей», окруженная цепью царских егерей и жандармов.
И как раз, только он подошел к толпе, он оказался необходимо нужен: два молодых, то есть самого опасного возраста, офицера 514-й дружины в караульной форме пытались пробиться на другую сторону вокзала, и знакомый Ливенцеву жандарм показывал им на него рукою.
– Что такое? – спросил Ливенцев.
– Безобразие! Нам надо в караул на главную гауптвахту, а нас задержали, – отчетливо ответил бравого вида поручик.
– Вы из какой же части? – спросил, настораживаясь против своей воли, Ливенцев.
– Вот у нас есть на погонах, какой мы части, – нагнул голову к левому своему погону прапорщик.
– Гм… Я вам, конечно, верю, господа… но видите ли, такое дело: почему вам нужно непременно через вокзал?
– Потому что уже поздно, а здесь короче! – раздраженно ответил поручик.
– Вы – рунд?
– Нет, я – командир роты, и потому я дежурный по караулам, а это рунд… Не задерживайте, пожалуйста, иначе вы ответите!
– Очень грозно! – улыбнулся Ливенцев. – Перед кем это я отвечу?.. Если бы я вас когда-нибудь видел раньше, а то никогда не приходилось… Впрочем, вот что: можете идти.
Он подозвал к себе тут же знакомого жандарма и сказал:
– Они в караул, пусть идут, конечно, только надо последить, куда они пойдут.
– Слушаю, – понятливо кивнул жандарм, отходя.
Ливенцев думал, что этим все и кончится, но подошел совершенно возмущенный артиллерист-подпоручик с самым молодым, первокурсно-студенческим лицом и начал сразу:
– Черт знает что, прапорщик! Не пропускают к жене!
– К какой жене? Где у вас тут жена? – очень удивился и насторожился Ливенцев.
– Здесь жена, в железнодорожной больнице…
– Гм… Вот поди же! Почему же она очутилась здесь? – пристально, как Чероков, начал вглядываться в подпоручика Ливенцев.
– Очень просто – как! Ехала ко мне и родила в поезде. Ночью было это… Вот почему очутилась.
– А вы как узнали об этом? – совершенно убеждаясь, что перед ним злоумышленник, плохо умеющий врать, поспешил спросить Ливенцев.
– Получил бумажку из больницы, – как узнал! Вот бумажка!
Подпоручик вынул из бокового кармана шинели измятую бумажку со штемпелем железнодорожной больницы: подпоручик крепостной артиллерии Ломакин извещался, что жена его, только что родившая в поезде, находится в больнице.
