Завеса ужаса - страница 24



В Хиллвью продолжалась жизнь, но тень Крафта все еще витала над городом, напоминанием о том, что зло не исчезает бесследно. Но, несмотря на это, в сердцах жителей Хиллвью горел огонек надежды, огонек, который указывал им путь к новому, более светлому будущему. И Лилиан и Эвелина, две женщины, прошедшие через ужасные испытания, были символом этого будущего, символом того, что любовь, доброта и человечность могут победить любое зло. Их история стала легендой, которая вдохновляла и давала силы не только жителям Хиллвью, но и всем, кто ее слышал. Их жизнь продолжалась, и впереди их ждали новые горизонты, новые открытия и новые радости.

И в заключение, в тихом городке Хиллвью, который некогда был погружен во тьму, воссиял яркий свет надежды, напоминающий о том, что даже после самых ужасных трагедий, жизнь продолжается, и что добро всегда побеждает зло.

Голос из-за грани


Звонок из пустоты

Дождь хлестал по старому, выщербленному подоконнику, словно пытаясь разбудить город, погрузившийся в сонную осеннюю серость. Капли то барабанили с настойчивой энергией, то лениво сползали по стеклу, оставляя за собой мокрые, дрожащие следы. В комнате, где обитал Алекс, царил полумрак. Тяжелые шторы были плотно задернуты, не пропуская ни проблеска уличного света. Единственным источником освещения служила настольная лампа с абажуром, обтянутым пожелтевшей тканью, отбрасывающая на письменный стол теплый, но тусклый круг света. В этом кругу, подобно артефактам древней цивилизации, лежали разбросанные листы бумаги – черновики его рассказов, каждый из которых дышал неудачами и недописанными идеями.

Алекс, высокий, худощавый мужчина с растрепанными темными волосами и усталыми глазами, сидел в кресле, глубоко погруженный в свои мысли. Он больше походил на тень, нежели на живого человека. Ему было около тридцати пяти, но его взгляд, уставший и разочарованный, выдавал человека, пережившего гораздо больше. Профессия писателя, которую он когда-то так страстно любил, теперь казалась ему невыносимым бременем. Слова больше не ложились на бумагу, как раньше. Вдохновение, словно капризная муза, отвернулось от него, оставив лишь мучительное ощущение бессилия.

Он перебирал исписанные листы, надеясь ухватиться хоть за какую-то искру, хоть за один проблеск идеи. Но слова казались пустыми, предложения – безжизненными. Каждая фраза, каждая буква, казались ему нелепыми и бессмысленными. Алекс вздохнул, провел рукой по лицу, чувствуя, как усталость давит на плечи. Он больше не мог заставить себя писать. Творческая жилка, похоже, иссякла.

Настольные часы, доставшиеся от бабушки, неторопливо отсчитывали секунды, навязчиво напоминая о беге времени. Их тиканье, равномерное и монотонное, казалось, вторит его унылому настроению. И словно в противовес этому монотонному ритму, раздался телефонный звонок. Резкий, пронзительный трезвон, подобно резкому удару, вырвал его из оцепенения. Алекс вздрогнул, словно от неожиданного прикосновения. Телефон, старенький кнопочный аппарат, лежавший на тумбочке возле кресла, продолжал настойчиво вибрировать, заставляя его оторвать взгляд от неразборчивых каракулей.

Алекс нахмурился. Он не ждал звонка. Кому мог понадобиться он, человек, погруженный в свою творческую апатию, забытый всеми? Он нехотя протянул руку и взял трубку. На маленьком дисплее, блеклом от старости, высветился незнакомый номер. Он состоял из одних нулей. «000-000-0000». Алекс поморщился. Он никогда не видел такого номера. Это, по меньшей мере, странно. Он еще раз посмотрел на экран, надеясь, что это ошибка, случайность, но цифры не менялись.