– У нашей семьи нет прямых сделок с «Морикава фармасьютикалз», но они делятся с нами клиентами, рекомендуют нас другим. Так что я был уверен, что мы отправим хотя бы цветы на похороны. Оказалось, отец не только не прислал венок, а вдобавок и сам не пошел, и даже заявил, чтобы впредь мы держались от них подальше. Я отца не послушал, сходил на похороны…
– Там и заметил, что с семьей что-то не так? – не выдержала я.
– Да. Отец, похоже, знает какую-то тайну, только упрямый, слова из него не вытащишь. Возможно, это связано с нашим бизнесом или же со смертью Эйдзи.
– Разве твоя семья как-то причастна к смерти Эйдзи?
Завещание, конечно, странное. Но можно представить, что его написал человек с манией преследования. С другой стороны, разлад между семьями Синоды и Морикава вполне мог указывать на ссору глав семейств, о чем сыну просто не сказали. В общем, пока мне это не казалось важной зацепкой.
– Нет, что-то здесь не так. Наши семьи были связаны несколько десятков лет – и вдруг эти отношения меняются, причем в это же самое время умирает Эйдзи, оставив странное завещание. Не могу поверить, что это совпадение.
Синода скомкал в руке тщательно выглаженный платок.
– Слушай, Рэйко, расследуй вместо меня это дело, а? Если скажешь всем, что представляешь убийцу, наверняка сможешь узнать про завещание и семью Морикава, а имя клиента удастся скрыть.
– Нет! – тут же отказалась я.
– Что?! – Казалось, он такого не ожидал и сразу поник. – Я ведь заплачу…
– Ни за что! – отрезала я. – Из шести миллиардов Эйдзи два отойдут его семье. В любом случае, независимо от завещания.
Что бы там ни было сказано, родители Эйдзи остаются его законными наследниками и имеют право на часть имущества. Это называется законной долей. Правда, чтобы ее получить, нужно заявление от этих наследников, но уж ради такой суммы адвокаты точно постараются.
– А из оставшихся четырех миллиардов больше половины уйдет на налоги, так что тебе достанется меньше двух, если вообще достанется. Я за свои услуги заберу еще пятьдесят процентов, и ты получишь всего миллиард. Не окупится.
Если решусь представлять Синоду в этом малопристойном дельце, меня ославят по всему интернету и отнесут к категории безнравственных юристов. Тогда мои консервативные клиенты из серьезных компаний, ценные бумаги которых обращаются на бирже, наверняка откажутся работать со мной.
Так что возможное вознаграждение в миллиард совсем не казалось мне выгодным, притом что я довольно оптимистично все рассчитала. Такие деньги я вполне могу заработать сама, если поднажму. Поэтому говорить тут было не о чем. Меня совершенно не тянуло браться за это дело.
Синода же заглянул мне в лицо:
– Но ведь тебе тоже интересно, почему Эйдзи оставил такое завещание.
Разумеется, интересно – как стороннему зрителю. Только деньги важнее.
– Причины меня не волнуют.
Синода чуть погрустнел. Мне показалось, что он мне сочувствует, и я зло пробормотала:
– Больно надо.
Мы еще поболтали ни о чем и неспешно разошлись, безмерно наскучив друг другу.
Гиндзи Морикава оказался довольно известным видеоблогером: о завещании Эйдзи вскоре заговорили везде и всюду. Поскольку случай явно противоречил этике, в теленовостях и газетах его не касались, зато в интернете ролик горячо обсуждался. Стоило ввести имя Эйдзи в строку поиска – и тот выдавал множество сайтов с описанием всего его имущества и личной жизни.
