На второе утро, когда в отдалении слышатся заливистые крики торговки рыбой, Танкамма просит новобрачную подозвать крикунью. Спустя пять минут женщина, источающая рыбный запах, уже на пороге кухни. Танкамма помогает ей снять с головы тяжелую корзину.
– А́ах[29], вот она, невеста! – восклицает торговка, отряхивая с рук чешую и усаживаясь на корточки. – Специально для нее я сегодня принесла особую ма́тхи[30]. – Она снимает дерюгу, прикрывающую корзину, словно демонстрируя драгоценные самоцветы.
Танкамма нюхает сардину, сжимает в руке, швыряет обратно в корзинку.
– Специально для невесты, говоришь? Ну и забирай ее, раз она такая особенная. А что это там под тряпкой? Аах! Ты погляди! А вот эта матхи для кого? Или была еще одна свадьба, о которой я не знаю? Давай сюда! И ни слова!
На следующий день невеста видит, как через муттам идет пулайан Самуэль, чуть приседая под тяжестью корзины, нагруженной кокосовыми орехами, которую он тащит на голове. Танкамма говорила, что он старший тут в Парамбиле и правая рука ее мужа; Сара, которая метет муттам, – его жена. Семья Самуэля работает на них уже несколько поколений, сказала Танкамма, его предки, наверное, в древности принадлежали их семье, еще до того, как это стало незаконным. Пулайар – низшая каста в Траванкоре, у них почти никогда нет собственного имущества, даже их хижины принадлежат хозяину земли; для брамина считается нечистым даже взгляд на них, потом нужно делать очистительное омовение.
Под весом корзины мышцы на шее и руках Самуэля натянуты как канаты, обвившие маленькое щуплое тело. Голая грудь напряженно вздымается, ребра как будто торчат уже над кожей; на теле у него почти нет волос, за исключением щетины на щеках и над верхней губой да еще на стриженой голове, с проседью на висках. На вид ему столько же лет, что и ее мужу, хотя Танкамма сказала, что он моложе.
Самуэль замечает ее, и широкая улыбка преображает его лицо, скулы сияют, как отполированное эбеновое дерево, а белые ровные зубы подчеркивают изящные черты. Есть что-то детское в его восторженности от встречи с юной женой.
– Аах! – радуется он – но для начала нужно разобраться с важным делом. – Муули, не позовешь чечи Танкамму? Корзина слишком тяжелая, ты не справишься.
Танкамма помогает ему опустить корзину, он стягивает обернутый вокруг головы тхорт[31], встряхивает, вытирает лицо, не сводя глаз и сияющей улыбки с юной невесты.
– Сейчас еще принесут. Мы все утро лазали, тамб’ра́н[32] и я. – Самуэль вытягивает руку, показывая, и она видит вдалеке мужа, сидящего со скрещенными руками верхом на стволе склонившейся пальмы, в том месте, где ствол вытягивается почти горизонтально. Ноги его небрежно свисают, и он словно глубоко задумался о чем-то. Это зрелище заставляет невольно вздрогнуть, пробуждая в ней страх высоты. Невероятно, что хозяин так рискует жизнью, когда есть пулайар для подобной работы.
– Ты зачем позволяешь тамб’рану забираться так высоко сразу после его свадьбы? – возмущается Танкамма. – Признавайся – если он лезет на пальму, тебе остается только половина работы.
– Аах, попробуй его останови. Он же прямо как маленький тамб’ран. – Самуэль поглаживает ДжоДжо по животику. – В небе счастливее, чем на земле.
ДжоДжо нравится, что его называют маленьким хозяином.
Голая грудь Самуэля усеяна крошками коры. Все еще улыбаясь жене тамб’рана, он старательно собирает складками свой голубой клетчатый тхорт и перекидывает через левое плечо. Она смущенно опускает глаза и замечает покалеченный большой палец на его правой ноге, расплющенный, как монета, и без ногтя.
