Зависимость от любви - страница 31

– И что? – скривила она презрительно губы. – Дом мой. Кого хочу – пускаю, кого не хочу – не пускаю.

– Но ты ж сама меня позва…

– Передумала! – резко перебила она меня. – И вообще, больше не приходи ко мне! Я не хочу больше с тобой общаться!

– Понятно, – спокойно сказал я в ответ и отступил от нее на шаг, но потом с любопытством посмотрел на нее:

– Это на тебя лекция психолога повлияла?

Катя бросила на меня сердитый взгляд:

– Да пошел ты!

– Но Катя… – почему-то в этот момент я сильнее прежнего почувствовал свою пустоту, словно я над пропастью встал. – Я готов был тебя полюбить! Я мог бы сделать это!

С большим презрением Катя оглядела меня с ног до головы:

– Да ладно! Такие как ты только липнуть умеют, как пиявки, а сами дать ничего не могут. Возле тебя ни тепла, ни вдохновения, одна жалкая неприкаянность какая-то! Все! Иди отсюда, бедненький!

От ее слов я отшатнулся, как от удара, но тут же меня взяла злость:

– Ну надо же! – зло выпалил я. – Если я такой плохой, зачем же ты спала со мной? Зачем назначала встречи?

– А затем, зачем и другим! – спокойно и все так же презрительно ответила она. – Но тебе я ничего объяснять не буду – не твое это дело. Скажу только, что всех вас я как на ладони видела! И никому по-настоящему я не была нужна. Никому! Разве что…

При последних словах она осеклась, а я успел заметить, как ее колючий взгляд на мгновенье смягчился.

– Все! – резко, словно сбрасывая с себя что-то неприятное, воскликнула она. – Отойди от меня! Дай спокойно позаниматься!

С того дня я больше не искал встреч с Катей. А когда в институте случайно сталкивался с нею, видел, что она делает вид, будто не замечает меня. Иногда с ней был худой и длинный парень в очках, о котором я знал, что он один из лучших студентов института.

Позднее, уже на пятом курсе, я узнал, что Катя вышла замуж за того долговязого. Несколько раз я видел их уже после окончания института, и вид у них был довольно счастливый. Меня уязвляло их счастье, и я никак не мог забыть Катиных слов, что я бедненький и никому не могу дать любви. Неужели тот долговязый смог дать ей что-то такое, чего не было у меня? Но как же тогда моя мать? Она всегда подчеркивала, что я очень внимательный, понимающий, умею сострадать. У мамы никогда не возникало ощущения, что я липну как пиявка, высасывая из нее соки. Наоборот, она говорила, что я ей очень много даю, что если бы ни я, то она давно бы была в могиле. А это значит, что я умею, могу давать что-то людям. Хотя сама мать очень часто напоминала мне некое прилипчивое существо, которому что-то от меня безостановочно нужно. У меня порою создавалось ощущение, что я несу ответственность за всю ее жизнь, за ее желания, за ее настроение. Для меня это было тяжеловато. Но я не мог не брать ответственности за нее, потому что она и так много всего перенесла в жизни. Я же, судя по ее словам, всегда был для нее источником утешения и понимания. Как же после всего этого меня можно назвать пиявкой? Хотя… Разве с девушками я вел себя так же, как с матерью? Нет, там было все по-другому. Если для матери я был Утешителем, то для девушек сам становился существом, которому нужно утешение. В девушках я искал то, чего искала во мне мать: безграничное понимание и полное принятие. Но, возможно, и я, и мать моя просто нуждаемся в любви. Мать почему-то источник любви видела во мне, и я старался оправдать ее ожидания, но мне и самому нужна была любовь. Нельзя же постоянно только давать. Я сам искал источник любви. Он мне был нужен, необходим. Наверное, Катя уловила именно это во мне. Но она была не той девушкой, которая могла дать мне насыщение любви. И Инна тоже была не той. Я не встретил еще свою единственную и неповторимую, в которой мог бы отражаться, как в зеркале и насыщаться этим. Любовь почему-то я видел именно как отражение себя в ком-то. И сам бы я при этом был зеркалом, в котором любимая видела бы саму себя. Мы видели бы друг друга в друг друге. Причем видели бы в самом лучшем виде, и от этого нам было бы хорошо. И в Инне, и в Кате я искал свое отражение и, когда вместо отражения видел пустоту, то терялся.