На сцену вышла миловидная женщина средних лет, и шум в зале утих. Это была психолог нашего института. Она объявила нам, что сегодня будет говорить с нами о любви. Я презрительно фыркнул про себя, подумав, что сейчас она будет учить нас, как надо любить. Будто этому можно научить. Разве любовь не данность? Она либо есть, либо ее нет. К чему тут рассуждения?
Но с первых слов я очень увлекся ее лекцией. Особенно мне понравилось, когда она рассказала о взглядах Эриха Фромма на любовь. Он считал, что, где отсутствует счастье в любви, идет компенсация за счет количества сексуального удовольствия. Кажется, что женщина хочет, чтобы ее «брали», но она не хочет, чтобы ее «брали» всерьез, как личность, во всем ее своеобразии и неповторимости. Она желает, чтобы ее принимали, как представительницу пола, и потому, прежде всего, заботится о теле, стараясь соответствовать модному типу, но при этом изменяет своему своеобразию.
А слова психолога о том, что «легкомысленных женщин нет, что они просто надевают маску, под которой скрывается страдающее, никому не нужное существо, до которого никому нет дела», заставили меня усомниться в их истинности. Разве Катя надевает на себя маску? Разве ее чрезмерная сексуальность – это всего лишь ширма ее одинокой души? Что-то совсем не верилось в это. Я потихонечку стал озираться по сторонам, желая найти Катю, чтобы увидеть ее самоуверенное лицо и убедится в том, что я прав. Но ее нигде не было видно. Однако, когда лекция закончилась, и мы все выходили, я увидел ее. Она шла среди других студентов к выходу с противоположной стороны зала. Нас отделяла большая толпа студентов, однако мне хорошо было видно ее лицо. Никакой самоуверенности в этом лице не было и в помине. Катя медленно продвигалась в толпе к выходу. В глазах ее была растерянность, уголки губ скорбно опустились. Я даже сначала подумал, что может быть это не она, но это была она. Ее скорбное лицо никак не вязалось в моем воображении с ее высокомерием и уверенностью в том, что теперь отныне я у нее на крючке и буду приходить к ней тогда, когда она мне назначит. Неужели лекция проняла ее? Но мне как-то не очень верилось в это.
На следующий день я стоял у Катиной двери и ждал, когда она мне откроет, но она не открывала, хотя сама позвала меня к себе. Я долго звонил, но мне так никто и не открыл. Выйдя на улицу, я ощущал одновременно разочарование и облегчение. А когда посмотрел на Катины окна, то в одном из них заметил быстрое движение штор. Значит, Катя все-таки была дома и просто не захотела мне открывать. И в чем дело? Наверное, она не одна. Притащила снова какого-нибудь мужика, а я хожу тут, мешаю. А может, на нее все-таки повлияла лекция психолога? Почему бы и нет? Я сам постоянно крутил в уме фразу, которую услышал на лекции: «Где отсутствует счастье в любви, идет компенсация за счет количества сексуального удовольствия». Катя компенсировала отсутствие любви множеством сексуальных связей. Да и все, кто с ней имел дело, в том числе и я, компенсировали за ее счет отсутствие любви сексом. Но лучше бы все-таки у меня была любовь, а не компенсация.
Катю я встретил через день в тренажерном зале. На лице ее снова играла самоуверенность. Она крутила велотренажер и равнодушно ответила на мое приветствие.
– Я к тебе приходил, ты мне не открыла, хотя была дома, – словно обличая ее, сказал я.
