Рассказывая, Жозеф успевал стучать молотком.
– Хозяин делал над ними опыты?
– Да. Сначала наблюдал, как они двигаются, затем потрошил. Это чтобы понять внутреннее устройство. Нужные части тел он потом помещает в банку и заливает особым раствором.
Мадлен вспомнила хрупкий скелет летучей мыши и глаза, которые она видела в одной из банок.
– Точно, – сказала она.
– Хозяину важно знать, как двигаются настоящие звери и птицы. Это ему нужно, чтобы делать механические.
– Автоматы? – спросила Мадлен, привыкая к незнакомому слову.
– Да, автоматы. Так хозяин называет машины, которые двигаются сами собой.
– А как они двигаются?
Мадлен вспомнилась женщина в лоскутном плаще, говорившая про черную магию.
– С помощью винтиков, цепочек и шестеренок. Доктор Рейнхарт – очень умный человек. – Жозеф выпрямился, оглядывая готовую работу. – Ну вот. Думаю, кролику понравится.
– Отличная клетка. Смотрю, ты умеешь мастерить.
– Раб, который умеет делать клетки.
Ее улыбка погасла. Вот чем закончилась попытка завязать разговор.
– Я не думала, что ты…
Жозеф пожал плечами:
– Я здесь свободен, как и любой слуга. Но по закону я остаюсь рабом, которого можно купить или продать.
Собрав инструменты, он ушел, оставив Мадлен смотреть на клетку и думать о том, осталось ли в Париже хоть что-то, чего нельзя купить за соответствующие деньги.
* * *
К вечеру Мадлен выбилась из сил. Она устала от непривычного уклада дома и нескончаемых домашних дел, а также от необходимости играть роль, что добавляло напряжения. Но спать нельзя, нужно выполнить задуманное и проникнуть в мастерскую. Мадлен дождалась, пока в доме все уснут. Из соседней комнаты доносился негромкий храп Эдме. Мадлен подождала еще немного. Что-то поскрипывало и постукивало. Обычные звуки, какие ночью услышишь в каждом доме. Тогда, взяв огарок свечи, Мадлен спустилась вниз. Ее босые ноги бесшумно ступали по натертым полам. Подойдя к двери мастерской, она остановилась, потом нажала ручку. Дверь была незапертой.
Внутри пахло бычьей желчью, которой очищали полы. Чтобы отбить резкий запах, туда добавляли спирт. Единственным звуком было медленное тиканье больших настольных часов. Уняв дрожь в руке, Мадлен зажгла от свечки принесенный потайной фонарь и стала переходить от шкафа к шкафу. Она едва дышала. Сердце учащенно билось. Фонарь выхватывал из темноты диковины, притаившиеся на полках: маленький череп, бутылочки с неизвестными снадобьями, поднос с разноцветными стеклянными глазами. Один ящик был полон лакированных человеческих костей.
Считать ли найденное признаком необычности опытов доктора Рейнхарта? Или такое отыщется у каждого анатома, в чьих шкафах и ящиках тоже хранятся глазные яблоки и кости? И как, черт побери, ей отличить естественное от неестественного?! Ей все увиденное казалось неестественным и ненормальным.
Открыв бюро, Мадлен стала рыться в письмах и записных книжках Рейнхарта. Она вытаскивала бумагу за бумагой, вчитываясь и пытаясь найти что-то, что даст ей ключ к характеру этого человека, а также сведения, способные заинтересовать Камиля. Ей попался счет от золотых дел мастера, счета от других торговцев, перечень каких-то инструментов, чертеж механизма и рисунок сооружения, напоминавшего клетку. Ничего важного и примечательного. Но опять-таки она толком не знала, что искать. Мадлен быстро вернула бумаги на место и занялась ящиками бюро. Там она нашла письмо от некоего Ламетри. Он писал Рейнхарту о своих открытиях, сделанных в Лейдене, о теориях, касавшихся животных и человеческой души. Поля листа были покрыты совершенно непонятными Мадлен рисунками. Порывшись несколько минут, она так и не нашла ничего ценного. Если Рейнхарт и проводил странные опыты, записи по ним он держал в другом месте.
