Заразил всех садовой одержимостью, но по иронии судьбы у него получалось выращивать только клубнику и крыжовник. Да если подсчитать – он выкинул за эти годы миллионы, с фанатичной жестокостью требуя от семьи жертв на свою дешёвую блажь.
К самому горлу подкатил горький комок. Да и кто ему сказал, что он – садовод по призванию? Вот бабушка была огородником от Бога, она могла с любого участка добывать золото по крупинке, выйти в плюс, кормить огромную семью и ещё помогать всем соседям на улице.
А он собрал ведро клубники и уже чувствует себя героем.
– Что ещё за чушь? Клубнику любой дурак соберёт. А ты сначала хоть несколько вёдер крыжовника собери, лентяй! Тоже мне – мужик! Ты сопля и раздолбай, а не мужчина! – раздался сзади знакомый презрительный голос. И жуткий, с детства знакомый хруст разрубаемой курицы – словно его самого пронзили в спину.
Бухаров вздрогнул, едва не выронив ведро. Нашёл время себя жалеть! Взялся за дело – так доведи до конца, будь мужиком, а не слабовольным хлюпиком.
Павел стиснул кулаки, будто собираясь как следует врезать невидимому собеседнику. Но тут его встретила Аня, прыгая вокруг заводным бельчонком.
– Ого! Вы освободили вашу Свинарнию и забрали всю клубнику? – засмеялась она, довольная, что такой большой дядька навестил её, да ещё с таким трофеем.
– Это не простая клубника, а марсианская, – заговорщицким шёпотом произнёс Бухаров, сделав таинственное лицо.
– Марсианская-а? – выдохнула Аня.
– А ты как думала? Этот сорт мне привез с Марса лично Гагарин. Ни у кого в мире такого нет!
– Кру-у-уто! – выдохнула Аня, с восхищением глядя на Бухарова снизу-вверх как на гиганта с далёкой марсианской плантации, где выращивают волшебную клубнику. – Значит, вы как аватар? Тоже в синий костюм залезаете и можете кататься на динозаврах?
– Ещё бы. Особенно после клубники с молоком, – хмыкнул Павел. Наконец, он увидел Никифорова и передал ему ведро, не забыв прочитать лекцию о труде и преодолении – так Бухарову казался его шикарный дом поменьше, а бассейн не больше лужи с головастиками. Нашли моду хвастаться дачами!
Всё это время ему казалось, что мать стоит за спиной и кивает, ещё больше распаляя Бухарова – давай ещё, вставь как следует этим лодырям! Покажи, кто здесь мужик!
Никифоров переглянулся с дочерью, пожал плечами и с достоинством поблагодарил, забирая бесценный подарок. Павел скривился при виде холёных, почти женских рук соседа – да он мог бы сломать ему кисть одним нажатием. Разве это мужик? Тьфу, щенок. А ещё домом понтуется как мажор.
Вид красивого, ухоженного здания мозолил ему глаза, хотя Никифоров ни слова не сказал о том, каким трудом достался ему особняк. Как многие смеялись над парнем, когда он решил стать программистом, вызвав целый ураган едких шуточек от соседей старой закалки, признающих только грубый физический труд.
Павел сплюнул на изящный забор соседей, возвращаясь домой. Этот интеллигентишка принял его клубнику с каким-то спокойным, самодостаточным терпением в глазах – словно он, Бухаров, невыносимый самодур, а для Никифорова подобные ему застряли в прошлом веке вместе с очередями, спорами до хрипоты, драками за районы и прочими прелестями.
В голове всё время крутились злобным, разрушительным вихрем последние слова матери.
Зачем он только вспомнил про этот крыжовник?
Мать преследовала его, словно жестокий призрак, а он вновь и вновь чувствовал себя запуганным мальчишкой, который должен был собирать крыжовник весь день на жаре вместо того, чтобы играть с друзьями на улице или выбирать обещанную игрушку в магазине.
