– Ну что, нашла что-нибудь? – устало спросил парень, представляя, сколько ещё времени они потратят на бесполезные, по его мнению, блуждания по рядам местного капитализма. От походов по рынкам у него всегда раскалывалась голова, будто ею били по прилавкам.
– Вот опять ты торопишься… а ведь мы даже весь рынок ни разу не обошли, – вздохнула мама.
– И сто раз не проверили, – вяло улыбнулся сын, со слабой надеждой оглядев прилавок. – О! Вот как раз пижамка, которую я тебе обещал! И цвет твой любимый – медово-пушистый. Примеришь?
Он приобнял удивлённую таким поворотом маму и подвёл к продавщице, которая с армянской проницательностью смотрела на потенциальных покупателей. Улыбнулась. Бережно отложила Чехова, подложив заколку со странной ручкой в виде танцующего грифона. Настолько изящно изображённого, что парень невольно залюбовался.
Виктор моргнул – ему показалось, пижама изменила цвет, став… уютней, что ли? Да нет, конечно показалось. От криков покупателей и продавцов у кого угодно перед глазами ёжики заскачут…
***
Мама оказалась довольна примеркой, а вот цена удивила – превышала почти раза в три любой китайский ширпотреб. Но Виктор, предчувствуя долгие похождения по скучным рядам и вопли торговцев, не задумываясь, достал из кармана пятитысячную купюру – последнее, что у него осталось от тающей как весенний снег зарплаты учителя литературы.
– Витя, ты что! И… не вздумай! – с привычной скромностью запротестовала мама, невольно погладив удивительно мягкую на ощупь, по-домашнему тёплую ткань. – Так дорого! Извините, мы ещё… немножко посмотрим – и обязательно вернёмся, да-да…
– Конечно-конечно, – девушка кивнула, едва заметно прищурившись, словно заглядывая в самую душу к покупателю огромными карими глазами. И улыбнулась парню. – Вы, наверное, очень любите матушку? Знаете, это заметно изнутри. Дело в том, что эта пижама – не продаётся. Никому. Но вы мне понравились, сделаю исключение. Если не подойдёт, – добавила она, словно покупку уже сделали. – Вернёте завтра, я буду здесь.
– Большое спасибо. Никаких «посмотрим-посмотрим», тут на весь рынок – одна такая вещь. Берём, – он решительно взял упирающуюся маму под руку и кивнул продавщице – заворачивайте, пожалуйста.
***
– Ну вот зачем ты?! – не выдержала мама, когда они отошли от рынка, вкладывая в каждую фразу безумную долю драматизма, нотки роскошного триллера и даже бытового ужастика как умела только она, если дело касалось подарков. Всю жизнь привыкла экономить на себе, поэтому такие «жуткие растраты» вызывали нарастающее беспокойство, будто заставляя выглянуть из серого мирка, где на любую вещь нужно сначала заслужить право, отстояв в очереди. А потом с гордым видом уйти, когда товар утянут из-под носа более везучие и шустрые. – Зачем ты так?
– А иначе ты бы никогда не выбрала себе пижаму, – вздохнул сын, устало потёр виски. Затем обошёл здоровенную лужу и помог маме сделать это без лишних приключений. Хватит на сегодня триллеров – и так уже целую пижаму выбрали. Можно сказать, одержали эпическую победу. Такая удача случается далеко не каждый год.
– Но это же слишком дорого! Слишком дорого для нас! К тому же, я отдала последние деньги сестре – племянница заболела, а ты же знаешь, как им тяжело… особенно сейчас…
– Конечно… отдать последние деньги – это ты запросто, а потратить на себя – да ни за что на свете! А Юлька сама виновата – ей все говорили не подпускать к себе этого трепача Лёху: навешал лапши на уши. И бросил через два месяца – теперь ни алиментов, ни мужа! – Виктор начал традиционно заводиться, на него чужие семейные дрязги действовали как неожиданные удары кувалдой по голове: он одинаково не подпускал к себе как легкомысленных, напористо-крикливых девчат, готовых кинуться на шею первому попавшемуся парню, так и «расчётливых подгламуренных мадамов», считающих себя «розами среди навоза». Поэтому девушки у него давно не было, хотя знакомые девчата постоянно писали ему пламенные письма, а наиболее прыткие страстно требовали «непременно взять замуж, Витенька! Я же за-а-амуж хочу! Хочу только за тебя!»
