– Понимаю, – вздохнула мама. – Но ничего не могу поделать – тянет меня помочь. Нужно что-то сделать. Не могу чувствовать себя ненужной, когда вокруг столько проблем…
– Вот опять ты со своим непотопляемым великорусским альтруизмом! – начал горячиться Виктор, вспомнив очередной разнос от директора. Тот похвалил его за успехи в 9-м «А» и тут же на глазах у всего коллектива унизил за тройки в 9-м «Ж», выставив педагога виноватым за то, что там дети до сих пор читали по слогам. – Всех же надо спасать, всем помочь! А о себе подумать, мам? Вот кто-нибудь из твоих коллег и бывшего начальства помог, приехал к тебе в больницу? Дал денег на лекарства? У самих бизнес, по три иномарки и по несколько квартир у некоторых – скинулись хоть немного?
– Сынок… – прошептала мама, в её глазах заблестели слёзы. – Сынок. Пожалуйста… пожалуйста, давай не будем…
– Ага! А я брал кредит на лекарства, лечение – и от меня тогда ушла Ленка, потому что «не хотела жить с неудачником, работающим на лекарства». Но если бы твои кандидаты-профессора хоть чуть помогли – может, не ушла бы она…
– У тебя всё наладится, – она легонько, как в детстве нажала сыну указательным пальцем на его тонкий, слегка вздёрнутый нос. Виктор хмыкнул, но его выражение лица заметно смягчилось, будто мама нажала волшебную кнопку и запустила другой режим.
– Наладится, конечно – я же упёртый, Непотопляемый Учитель Литературы! Гроза бездельников, ужас малолетних рэперов и тиран, заставляющий это инфантильное Поколение Айфонов и сопливой попсы читать классику.
– А вот увидишь – меня детки полюбят. И будут слушать с удовольствием, – улыбнулась Наталья.
– И меня полюбят. Аж три раза, – буркнул Виктор, задумчиво почесав нос, словно желая, чтобы «мама ещё побибикала ему», выключив все проблемы и неурядицы. – А слушать станут даже с большим интересом, чем тебя.
– Ты же в школе будешь, – засмеялась мама.
– А вот фигульки им на Маяковской рогульке. Мороз и солнце на все их смартфоны. И да накроет Тьма Ершалаима все их танцульные клубы, пока у нашего директора будет мигрень как у Понтия Пилата! Ха-ха-ха! – с драматичной иронией продекламировал Виктор, скорчив рожу самому себе в зеркало. – Я пригрожу директору увольнением, самосожжением и ураганом непроверенных сочинений. А после трёх самосожжений повешусь в его кабинете с евроремонтом и буду высунув язык до посинения раскачиваться на люстре. Но мой призрак ему отомстит – он станет плевать в дорогой коньяк на всех собраниях. Потом возьмёт пожизненный больничный! За «Доведение триждыпомешанного педагога до героического повешения». А за порчу элитного коньяка моему призраку дадут «Орден упёртой Арины Родионовны». Звучит?
– Как Моцарт на стихи Есенина у верандочки под весенний дождь, – резюмировала матушка.
Виктор театрально раскланялся и высунул язык, старательно репитируя награждение. Затем оба взорвались оглушительным хохотом.
***
Чтение прошло с таким успехом, что Виктор, подпрыгивая и жестикулируя руками вокруг мамы, объяснял ей «разницу между благодарными, старательными учениками – и жующими лоботрясами». Мама смеялась и «бибикала» великому Разгонятелю Ершалаимской тьмы в разумах подрастающего поколения. Сын с мамой смеялись и обсуждали лица детей, их восторженные глаза.
А лёгкий, по-летнему тёплый дождь звонко играл для них Моцарта на оконном стекле.
***
Ночью Виктор проснулся от резкого, нарастающего шороха – словно стадо медведей забралось в осенний парк и шуршало осенними листьями в компании развесёлых инкассаторов, ограбивших собственный банк.
