– Прости. Я виноват. Постараюсь больше не подвергать тебя опасности.
– Пофтоваюфь не потфехгать опафнофти, как же ты бесишь! – одернула она плечо, и сама прижала к нему полотно.
– Спасибо, что ты со мной.
Сольвейг поднялась на ноги. Обидчиво показала язык и отошла подальше, остывая под сходящим дождем.
– Для премудрой лисицы манеры у тебя порой… – через боль улыбнулся Рэй, узнавая поведение подруги.
– Не такое со мной бывало, знаешь ли. В путешествиях с Горицветом я… – снова оборвалась она полуслове. – В общем, эти царапины заживут еще до утра.
– Быстро.
– Я не человек, запомни наконец. Лучше о себе позаботься.
– Я порядке, – ответил он, ощупав рваные порезы на шее.
– Да это не сердечное о тебе беспокойство. Мой дом – твое сердце. Чем сильнее ты, тем сильнее я. Чем лучше ты себя чувствуешь, тем быстрее я восстанавливаюсь. А будешь слаб, могу нечаянно и убить тебя, вытянув остатки сил.
– И если я умру?
– То это вряд ли что-то изменит в этом мире, – иронично ответила она.
– Я серьезно. Что в таком случае будет с тобой?
– Со мной… – пожала она плечами, – я, скорее всего, тоже долго не проживу. Не от горя, конечно, придет мне конец. Но без источника энергии я довольно быстро растворюсь в окружающем мире, – она подняла открытую ладонь к небу и всмотрелась в синюшные над головой тучи, пока струйки дождя скользили меж тонкими пальцами. – Интересно, каково это будет?
– Интересно?
– Думаю, я скоро узнаю, – сказала она небесам, поле чего перевела взгляд на стрелка.
– Нам пора идти.
Рэй заправил тунику в штаны, подвязал завязки на жилете, подпоясался ремнем. Собрал вещи в свой полубездонный рюкзак, но следом взгляд его застыл на поклаже Левши.
– Хм, – осмотрелась вдруг Сольвейг. – А те записки, что он читал, их не было под деревом. Нет их и здесь.
Снося дрожь, Рэй подошел к коробу Левши и принялся перебирать. Внутри нашлась лютая прорва бытового скарба: посуда глиняная и деревянная, столовые приборы, швейный набор, ножницы, запасные чуни, лапти, одежда, пара разваливающихся свитков, берестяные таблички, перья, бутылки. Железный угольный утюг! И как только он тащил всё это на горбу?
Сначала Рэй аккуратно выкладывал вещи одну за другой, стараясь не нарушать порядка, но, не выдержав напряжения, с грохотом вывалил содержимое переносной кладовки на землю.
– Нету, – заключила Сольвейг.
– Теперь веришь, что он не сам повесился? Что за заметки это были?!
– Я не обратила внимания. Привлекло лишь одно имя, что увидела мельком. Буян.
Герой сардонически усмехнулся, с горя швырнув о землю глиняный кувшин – тот раскололся и осыпался внутрь.
– Угадаю, Великий Герой?
Сольвейг кивнула.
– Сама я его не знала. Буян – это, вообще, прозвище, а не имя. Думаю, он погиб где-то в середине эпохи первых героев, но личность его осталась на слуху.
– Господи боже, только не говори, что эти пыльные, облитые пивом листки прямо у нас под носом были…
– Дневником Великого Героя? Факт того, что они пропали, подтверждает такую догадку. Как и то, что некто докучливо преследовал писаря. Как и то, что этот кто-то очень точно шел по следу книги. Или то была лишь переписанная копия, что не так важно.
– Да если б не я, Левша, возможно, еще много лет не вынес бы каракули из дома.
Протяжный рокот раздался за плотным наслоением туч, дождь усиливался, стремясь скорее потушить слабый костер на поросшем клевером лугу.
– Но дневник сам по себе не важен. Он может указывать на последнее местонахождение какого-нибудь артефакта или раскрывать точку зрения героя на события былых времен. Если то, что читал Левша, и правда геройская хроника, то я даже не знаю чья. Герой Буян мог упоминаться в дневнике любого героя. Важно другое – его артефакты. Их было несколько, но самый известный – Игла Буяна.
