Завтра, завтра, завтра - страница 35

А еще он не торопил события, чтобы вдоволь насладиться общением с заново обретенной Сэди. Они мгновенно, словно и не было всех этих лет разлуки, прикипели друг к другу: встречались несколько раз в неделю, ходили в кино и кафешки, резались в компьютерные игры. Присутствие Сэди вдохновляло Сэма. Его рассуждения становились убедительными, а замечания – острыми. Рядом с ней невыносимый зимний холод Новой Англии, пробиравший его до костей два предыдущих года, казался более терпимым, а не отпускавшая ни на минуту слабая, но раздражающая боль в ноге напоминала о себе все реже. Теперь его не пугали даже булыжные мостовые! Сэм не считал себя калекой, однако предательски скользкие булыжные мостовые, по которым он двигался черепашьим шагом, постоянно убеждали его в обратном. Порой, если день выдавался снежный – а учебный корпус располагался на почтительном расстоянии, – он выходил из дому на три четверти часа раньше, лишь бы поспеть на лекции, и, припадая на одну ногу, тащился по студенческому городку, будто светило-профессор. Не будь он таким заносчивым, возможно, он сообразил бы, какие неприятности подстерегают хромого калифорнийского мальчика, нацелившегося на учебу в университете на северо-востоке Америки.

Задним числом он понимал, что совершил непоправимую глупость, порвав с Сэди. Но тогда, в детстве, он воображал, что Сэди Грин встречаются в этом мире на каждом шагу. Что мир переполнен такими людьми, как Сэди. Он заблуждался. В старшей школе никаких Сэди не было и в помине. Сэм перенес надежды на Гарвард, но и там его постигло жесточайшее разочарование. Никто не спорит, в Гарварде попадались умные люди, с которыми не зазорно было поговорить минут двадцать. Но трещать с ними шестьсот девять часов? Увольте. Даже Маркс, преданный, изобретательный, смекалистый Маркс, не шел ни в какое сравнение с Сэди. Потому что он не был Сэди.

Сэм не открывался Сэди до марта, потому что именно в марте, если не раньше, выдающиеся студенты Гарварда и МТУ обычно определялись с занятиями на лето. А грядущее лето представлялось Сэму краеугольным камнем. Пора уже было на что-то решаться, ведь через год-два наступит срок выплаты студенческой ссуды. Гарвард щедро финансировал талантливых студентов (за что Сэм, в принципе, его и выбрал), однако даже великодушно предоставленный грант на обучение не покрывал всех расходов. Нельзя сказать, что Сэм задолжал непоправимо много, но даже эти деньги надо было откуда-то взять, а просить о помощи дедушку с бабушкой у него не поворачивался язык. Для того ли он поступил в Гарвард, чтобы влачить нищенское существование? Сэм до изнеможения повторял про себя слова Андерса Ларссона, пока не уверился окончательно, что не любит математику и вовек не получит Филдсовскую премию. А следовательно, ему нет никакого смысла влезать в еще большие долги и поступать в магистратуру. Иначе он окончит так же, как и большинство его сверстников, – устроится на работу в техническую, финансовую или информационно-консультационную фирму и пропадет в ней с концами.

– Этим летом или никогда, – рубанул рукой воздух Сэм, поделившись своими грандиозными замыслами с Марксом.

Чуткий творец в душе Сэма поразительным образом уживался с хватким коммерсантом, прекрасно сознающим важность помпезного зрелища и нагнетания драмы. Он не хотел делать предложение Сэди мимоходом. Он хотел обставить его со всей торжественностью и значимостью, чтобы миг возникновения их игрового союза навсегда запечатлелся в их памяти. Кроме того, он готовил плодотворную почву для будущего. Если игра, которую они создадут, не обманет его ожиданий – а он уже чувствовал, что не обманет, – то история о дне, когда Сэм Масур и Сэди Грин приступили к созданию игры, превратится в легенду. В сказочное, волшебное предание о Сэме и Сэди. Не имея даже малейшего представления об игре, он уже слышал, как это предание передается из уст в уста. Но в этом был весь Сэм: жизнь будущим помогала ему терпимее относиться к тягостному настоящему.