– Жить, оно всегда трудно, когда легко-то было, – понимающе сказал отец Андрей, – Ну, а вот в среде столичной молодежи какие идеалы? Не верю я, что только доллары да красивая жизнь, как иные говорят. Душа, она всегда высокого ищет.
– Это верно, – сказал Денис, – сейчас вот, например, модно читать не Донцову, а Коэльо, хотя лично мне он не нравится, или Мураками.
– Коэльо? – удивленно спросил отец Димитрий.
– А я пролистала одну вещь, – отозвалась матушка, – оккультный запашок есть.
– Может, и показалось, – примиряюще сказал отец Андрей, – жалко вот, Лескова нынче читать не принято. Какие яркие вещи у него! «Соборяне» одни чего стоят. Понимал он русскую душу, русскую жизнь.
– Изменилась эта жизнь, – неожиданно для себя самого сказал Денис, – а Лескова я читал. «Очарованный странник» очень мне понравился. Только… как из музея это все. Иное.
– Иное и есть, – вздохнул отец Андрей, – ретрограды мы, ретрограды никчемные… Да вот, отче, – обратился он к молодому священнику, – ты давеча какой вопрос-то задавал, как гости пришли?
– Про чин крещения, батюшка, – с готовностью отозвался тот, – посмотрел я тут молитвы в дониконовой редакции, как и поныне старообрядцы читают, и, сказать по правде, выходит там лучше. Понятнее как-то, а то в моем служебнике дореволюционном: «ниже да снидет с крещающимся, молимся Тебе, дух лукавый». Как соблазнительно-то звучит! А у них: «Молимся тебе, Господи, ниже да снидет с крещающимся дух лукавый». Хорошо и понятно. Или вот еще: «Запрещает тебе Господь, диаволе, пришедый в мир и вселивыйся в человецех». А там: «Запрещает ти, диаволе, Господь наш Иисус Христос, пришедый в мир и вселивыйся в человецех» – ведь куда лучше, батюшка! Может, так и нам читать?
– Погоди, погоди… если бы было обращение к духу лукавому, стояло бы не «дух», а «душе», это же понимать надо…
– Так-то оно так, но народ-то у нас, сам знаешь, славянскому не навык…
– Ну-ка, скажи еще раз, как там, в дониконовской…
И они погрузились в свою профессиональную беседу. Они напоминали Денису двух программеров, которые поймали глюк и решают теперь, как ловчее поправить, чтобы ничего не испортить. И он подумал – может быть, сказать теперь про свое увольнение, или нет? Только что им сама его работа – менеджер по продажам… Тут и слов таких не знают. Скажут, поделом тебе, купец незадавшийся. Не нужен такой жених нашей дочери.
Пока размышлял, перешли к чаю. И текла, текла своим руслом, веками, если не тысячелетиями промытым, ясным, очищенным, беседа священников… Тихое и безмолвное житие. Соваться ли со своими проблемами? Неудобно как-то. Хорошие ведь они, в сущности, люди… А отец Андрей уже отодвигал пустую чашку:
– Ну что же, чайку попили – и за молитовку? А потом и отдыхать. Тася, как в старые добрые времена, соборне… Благодарим Тебя, Христе Боже наш…
Зашелестели слова молитвы, в благодарность за трапезу. Распростились в прихожей с гостями, а потом вся собравшаяся семья, и Денис с ней, прошла в гостиную, где перед большим иконостасом встали полукругом – все, кроме Дениса, на знакомые издавна места, – и отец Андрей начал читать вечернее правило. Слова звучали тяжеловесно, но ложились быстро. Долгие, долгие годы читал отец Андрей эти молитвы, и смысл каждой из них был ему ясен до донышка. К каждому из них он примерял свой быт, свою совесть, свою жизнь. А Денис выхватывал только отдельные выражения: «да воскреснет Бог и расточатся враги его…» Но про тихое, безмолвное житие – ничего на сей раз не было.
