Здесь, но не сейчас - страница 9



Я сомневалась, что вообще смогу уснуть при таком раскладе событий. Но пришлось хотя бы сделать вид. А пока ждала, когда меня свалит сон, думала.

«Навек остаются». Нет, твердила я себе, здесь что-то не так. Во всей этой надписи что-то не так. И мы доберемся до разгадки тайны треклятого лабиринта. Я не сдамся…

ГЛАВА 7 ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В ОСМАНСКИЙ ВЕК

Нам повезло, что мы попали в семью Карабулута, ибо он был уважаемым человеком в своих краях. Семья его – не бедные люди. Я не раз слышала, как на улице к нему с почтением обращались «Карабулут эфенди». Позже Эрик объяснили, что «эфенди» означает «господин». Нас представили соседям, как дальних родственниц, а Эрика, соответственно, мужем Айалы. Как повезло, что мы с Айалой сестры и очень сильно похожи. Обе темные и смуглые с карими, почти черными, глазами, ну чем не восточные красавицы! Также мы имели схожие черты лица. А что в нас разное, так это только характер. О еврейских корнях Эрик нам запретил упоминать, ибо турки не приветствуют эту нацию. И для пущей убедительности нас нарекли новыми именами, так как иностранные тут же вызовут множество нежелательных вопросов. «Вам повезло попасть в наш мирный городок, – говорил раз за разом Карабулут, – в Стамбуле совсем другие порядки, вас давно бы заметили и арестовали». И он оказался прав. Соседи мирно приняли нас за своих, не задавая лишних вопросов. Так, Эрика стали называть Эрхан. Айале Айда дала имя Айсар, и сестра не возражала. С моим именем было очень сложно, потому что Ревекка не поддавалось ни одному турецкому эквиваленту.

– Руя, – однажды сказал самый младший из сыновей Карабулута Серхат. – Руя – потому что ты красивая, как мечта, как наваждение.

«Сон», «Мечта» – значение моего нового имени. И я по сей день не могу забыть лицо десятилетнего мальчика, когда он говорил мне это.

Одежда турчанок того века была очень непривычна для нас. Айала не любила надевать платки на голову, хотя, по словам Айды, это мера предосторожности. На улице женщинам лучше появляться с покрытой головой, а в помещении головные уборы разрешалось снимать. Дуйгу подарила моей неугомонной сестренке малиновую феску, расшитую золотыми шнурами. Айала в ней выглядела самой настоящей восточной женщиной и носила вместе с ним ферадже грязно-розового цвета.

Я, в отличие от сестры, предпочитала шелковые шальвары и длинные жилеты, надетые поверх хлопчатобумажной рубашки. Это хоть отдаленно, но напоминало наш современный стиль, а еще двигаться было удобно.

Как и предсказывал Карабулут, нам пришлось работать. Мы сами не хотели быть нахлебниками. Сколько еще нам придется задержаться в этом времени, одному Богу известно. Бывало, мы ходили в Лабиринт, сдвигали камень… однажды Эрик его почти снял. Но все оставалось на своих местах. Мы возвращались в свою новую жизнь под названием «в зазеркалье».

Сколько споров было на эту тему. Айала плакала и постоянно твердила страшные вещи о том, что мы можем застрять в этом времени навсегда.

– Я не выживу здесь. Я не могу выучить язык, не знаю эту культуру, да и не хочу принимать ее! Что это? – она нервно сдернула шелковый платок с головы. – Я не хочу это носить! Я хочу шорты, косметику… Да телефон, в конце концов!

– Ну, некоторые проблемы можно решить, уехав в Англию, – оптимистично возразил Эрик, имея в виду язык и одежду.

Однако переубедить Айалу и настроить ее на не очень светлое будущее, никак не удавалось. И работать она отказывалась, отдуваясь тем, что для этого есть Эрик. Карабулут не возражал, а даже поддерживал, говоря, что женщина имеет право сидеть дома. Поэтому Айала весь день почти не выходила на улицу. Для того, чтобы подышать свежим воздухом, ее вполне устраивал сад перед домом. Дуйгу и братья – Эмре и Серхат – развлекали ее, пока нас с Эриком не было.