Честно говоря, Катя только потом вычитала об островном положении Вроцлава, а тогда даже с борта прогулочного кораблика этого замечательного факта не разглядела. Да и как разглядишь то, что происходит за бортом корабля, если на его борту бушевал праздник? На водную экскурсию собрали все группы, приехавшие во Вроцлав на практику. Молодежь была из соцлагеря, где русский язык был обязательным предметом, но, несмотря на это, знания языка, на котором разговаривал вождь мирового пролетариата Ленин, были у них также скудны, как и познания советских студентов в языках Шекспира и Гете. Так что интернационального общения не получалось, и представители разных стран сидели обособленными группами, не смешиваясь друг с другом. Чтобы как-то объединить народ, объявили танцы. Громкая музыка забила все остальные звуки, утопив и кораблик, и берега Одры в отбиваемых ударными инструментами ритмах. Поляки танцевали божественно, парами с переходами и переворотами. В Екатерине Андреевне тут же проснулась былая Катя, которая безумно любила танцевать, но пары не было. Кшиштоф танцевать не умел. Ее студенты тоже в бой не рвались. Так, встать потрястись может и пошли бы, а вот парами да с разворотом, это уж извините! К тому же девчонок в это время занимала другая идея. Ещё утром этого дня они прибежали к ней в крайнем возбуждении.
― Там новые ребята приехали. Познакомьте!
― Девочки, а сами?
― Нет, мы не можем, у вас лучше получается! ― умоляли они.
Действительно, за эти дни она познакомила свою группу с тремя группами практикантов из других советских республик. Однако группы постоянно менялись, переезжая в другие города Польши, а на их место приезжали новые, и опять надо было знакомиться. Дело, конечно, не мудреное. Заводишь веселый разговор, и не успеешь оглянуться, как народ начинает вначале посматривать в сторону шумной компании, а потом подтягиваться, вот тут и спрашиваешь: «А вы откуда?»
Пришлось знакомить студенток и на корабле. Когда девчонки были пристроены к таким же скучающим сверстникам, как и они, Екатерина Андреевна ушла на корму посмотреть на тянущуюся за пароходиком пенную дорожку. Тут сидела группа практикантов из Югославии. Чтобы общаться с южными славянами, надо было быть большим энтузиастом, так как расслышать славянский корень в их словах, обросших языковыми заимствованиями и акцентами, очень сложно. В результате общение превращалось в шараду из русских, сербских, немецких и английских слов. Помогал решать эти шарады стоящий рядом бородач в светлом полуспортивном костюме. Нет, он не участвовал в разговоре, просто изредка поправлял слова, сказанные на любом из языков.
― Вы тоже из Белграда? ― спросила она. ― Откуда так хорошо русский знаете?
― Да нет, я ваш земляк. Это мои охламоны ваших девушек развлекают, ― произнес он без тени улыбки на большом симпатичном лице, а затем, отвернувшись, стал смотреть на проплывающий мимо заросший деревьями берег.
Кроме деревьев на берегу, по сути, ничего не было видно, да и сама Одра казалась не рекой, а небольшой речушкой со светло-бурой водой.
― Что за вода, как вы в ней купаетесь? ― спросила Екатерина Андреевна у подошедшего Кшишофа.
― Это сток всей промышленной Европы, пани Катя, ― ответил он невозмутимо, ― в ней купаться запрещено.
― И никто не купается?
― Европейцы не купаются не только в реках, но и в Балтийском море.
