В широкие окна лавки была видна утопающая в зелени, пестрящая полосатыми навесами улица. Голубое небо. Солнце, уже пробежавшее большую часть своего обычного дневного пути, в задумчивости зависло над самыми крышами, будто выбирало, за которой из них оно сегодня будет прятаться. За этой новенькой ярко-зеленой? А может лучше за соседней, из когда-то красной, а теперь изрядно выцветшей, побуревшей от времени черепицы?
— Я взять эта шаль, — решительно сказала Паулина, показывая на серое ажурное чудо, и продолжила перечислять: — Два палантин, один детский розовая свитер, одна мужской полосатый шарф и эта перчатки.
Она радостно пошевелила пальцам в напяленных на руки митенках. Митенки были ядовито оранжевого цвета, на них красовались вышитые мордочки лисят.
— Митенки, — улыбнулась норра Крифир. — Замечательный выбор! Вам упаковать все с собой или доставить на дом?
— Доставить! — решительно заявила Амма, пока Паулина рассчитывалась.
— Кроме эта митенки! — добавила та и вновь пошевелила пальцами. — Их взять сейчас!
Амма оценила ворох накупленного добра, бросила еще один взгляд на примеривающееся к крышам солнце и решила, что на сегодня хватит. У Трин было довольно времени, чтобы начать готовить зелье. Пора наведаться в лавку норры Вильсы и идти домой.
Торговая площадь все так же шумела на разные голоса. Тут предлагали безотказное средство от моли и тараканов, там зазывали попробовать лучшие на всем белом свете пирожки, здесь вообще показывали кукольное представление для детей и их родителей. Сказочного вида голубоглазый старик с белоснежными длинными волосами, забранными в гладкий низкий хвост, в черном слегка линялом старомодном фраке глубоким сильным голосом нараспев читал сказку и иллюстрировал ее при помощи марионеток. Маленькие куколки, покорные воле веревочек, за которые ловко дергал благообразный сказочник, плясали, сражались, смеялись, грустили и, конечно же, влюблялись — в общем, проживали целую жизнь на откинутой крышке огромного сундука, в который их бережно укладывали после представления.
Амма посмотрела на Паулину, которая с детским восторгом хлопала в ладоши деревянному менестрелю, поющему песню о любви для принцессы с фарфоровым личиком.
— Я загляну в лавку травницы. Нужно обновить домашние запасы, а ты, если хочешь, можешь пока посмотреть представление, — предложила Амма спутнице.
— Я хотеть! Я смотреть! — засмеялась та и вся отдалась зрелищу.
— Только никуда не уходи. Я скоро вернусь, — сказала Амма, а про себя подумала, что это было бы вовсе не так уж плохо, если бы девчонка очаровалась представлением настолько, что сбежала бы от своего преступного прошлого и стала бы странствовать с этим беловолосым стариком, рассказывала бы детям сказки, собирала монетки, а вечерами штопала бы принцессе платье или рисовала стершиеся брови менестрелю… Эх, мечты!
Спустя еще пару минут Амма поняла, как удачно сложилось, что в лавке она оказалась без свидетельницы.
Норра Вильса громко повторяла название каждой травки, что просила отмерить Амма. Травница скрупулезно перечисляла, в каких случаях они используются, для каких зелий, с чем сочетаются и в каких пропорциях, особенно тщательно и подробно останавливаясь на побочных эффектах.
— Что это с вами, уважаемая норра Вильса? Зачем вы все это мне рассказываете? — не выдержала Амма, после того как хозяйка лавки прочитала лекцию о свойствах болиголова.
