И, черт возьми, Кирилл просто не мог отделаться от мысли, что это не совпадение – осень и эта загадочная простуда.
Интересно, удастся ли сегодня поговорить с ним? Как-то донести, что заботиться о себе и делиться – это тоже часть жизни, а не слабость?
Или, может, найти способ проверить свою давнюю идею – попросить его помочь с текстом?
Кирилл едва заметно усмехнулся. Распутин, как водится, вновь уплывал в свое: «отвали, Строганов, я не главред». Если творчество касалось чего-то кроме музыки – старой, советской, – Артем уходил. Прятался, орал и отказывался.
А ведь Кирилл замечал, что завидует, когда Артем шутил на ходу. Как легко Распутин находил колкие формулировки, как спокойно резал текст без всякой жалости или церемоний. «Живее, четче, проще, Строганов!». Вот было бы здорово, если бы Артем согласился на вычитку! Убрал весь этот лишний ворох слов, добавил шуток. Но как уговорить его?
Кирилл выдохнул и, сжав ключи в ладони, наконец поднялся со стула.
Нельзя оставлять лучшего друга одного.
Артем
За окном догорал август, а в груди догорали последние нервные клетки. Артем сидел в тесной учительской их корпуса, уткнувшись в экран ноутбука. Таблица с распределением нагрузки расплывалась перед глазами. Цифры путались, словно кто-то нарочно размазывал их рукой.
Распахнутое окно щедро впускало по-летнему горячее солнце, вот только свежего воздуха все равно не поступало. Как нечем было дышать, так и сейчас хоть задохнись.
Артем раздраженно потер уставшие веки. Внутри пружиной вытягивалась в полную силу какая-то болезнь, бесконечно гудела голова. Он машинально потянулся за телефоном – проверить время. Разблокировав экран, на мгновение замер.
Та самая фотография.
Застывшие на снимке он, Кирилл и Ксюша. Возникли, как неуместное воспоминание, которое только добавило ощущение жара. Стоят на фоне дачного домика в Приозерном на утренней, еще залитой росой лужайке. В тот момент, когда все казалось гораздо проще. Июль, отпуск, звонкий смех Ксюши, Картошка – маленькая собачка Артема на руках у девушки. Веселый белый комок, прижатый к груди, как самое близкое сердцу существо.
Ксюша с фотографии смотрела прямо на Артема. Сидящего тут, в жаре и раздумьях. Чуть приподняв голову, чтобы подмигнуть в камеру.
Сердце пропустило удар. И тут же послышался ледяной голос здравого смысла. Артем поспешно отвел взгляд от экрана, заставляя себя удержаться в моменте. Сосредоточься, Распутин, таблица сама себя не высчитает. Это был просто глупый поцелуй. Невинный, ничего не значащий. Молодые девушки всегда тянутся к тем, кто старше. Доверяют, ищут опоры.
Угомонись и считай, препод.
Прокашляв осипшее горло, Артем без энтузиазма пролистал таблицу вверх и вниз. Потом выругался так, что университетские стены бы его осудили. Но слава богу, в коридоре никого не было. Никого, кроме молодой преподавательницы с его кафедры, которая сейчас расхаживала туда-сюда, громко ругаясь с управляющей компанией по телефону.
– Воды нет!
Елизавета Витальевна внезапно возникла в дверном проходе. Ее голос пробежал куда-то вглубь черепа неожиданным перепадом громкости. Никонова замерла, все еще требовательно глядя в телефон. Волосы собраны кое-как, подвязанная корявой шпилькой прядь выбилась и пересекла лоб.
– Дела. – Распутин сосредоточенно хмурился, проверяя, чтобы эксель нигде не выдал финт ушами.
– Ну, не вымою я гнездо на голове! – продолжала громко восклицать Никонова. – Артем Григорьевич, я в туалет сходить не могу!
