Читать онлайн Евгения Юрова - Ночные

1. Сон о том, куда приводят летучие мыши

Я никогда особо не верила в чудеса, пусть в детстве и поглощала пачками наивное фэнтези. Ещё меньше хотелось в них верить после развода родителей, болезни деда, от которого отделывались все врачи, смерти отца-фотографа от передоза и периода бесконечных скандалов с мамой, чокнувшейся после всего этого.

К счастью, всё плохое когда-нибудь кончается, и детство тоже. На смену Средиземью и Иннсмуту пришли конспекты по средневековой литературе; из раздолбанной, пропитанной страхом родной квартиры я переселилась в не менее раздолбанное, но куда более мирное общежитие в центре. Из окон были видны сфинксы на набережной, а соседей в двухместной комнате не было аж до третьего курса – не мечта ли?

Когда сосед – женского полу – всё-таки объявился, я подумала было, что скудные запасы удачи закончились. Биолога-то зачем притащили? Да ещё и раскрашенного под кровавого гота? Мест не было?..

Анализируя эту предвзятую неприязнь впоследствии, я поняла, что просто завидовала ей. Профессиональный, вполне научный интерес к млекопитающим новая соседка умудрялась совмещать со страстью к мистике: так, она сделала своей специализацией рукокрылых. В конечном счете мы стали отлично ладить, и она, видимо, проникшись ко мне доверием, перевезла в комнату своих подопечных, очень, кстати, мне симпатичных.

Наконец, одной октябрьской ночью я не без разведения болота рассказала ей обо всех своих мытарствах, включая три «желтых палаты». В ту же ночь мы выбросили все мои транквилизаторы и снотворные.

***

Я проснулась от знакомого шороха, раздающегося с неправильной стороны.

Так и есть.

Как мы ни старались, одна мышь всё-таки улетела. Кто-то в давно установившийся ноль открыл на распашку окно и так и оставил – не иначе, в состоянии предсессионного аффекта, ибо когда мы отключились после многочасовой зубрежки, никакого окна не было.

Я ещё считала французских королей вместо овец…

Ну, то есть окно имелось, но…

Мышь была какая-то не такая. Явно не северный кожанок, каких у нас пруд пруди. И не какая-нибудь ночница или вечерница – за месяцы дружбы с хироптерологом я насобачилась определять виды. Эта была чёрной. Ну совершенно. И смотрела она как-то… не по-мышиному.

Мышь раскрыла крылья и спикировала вниз.

Откуда-то взялся туман. Много, много. Красивый и густой, как тогда в Риге. Ну или как в кино с недешевыми спецэффектами. Я понятия не имела об этом районе. Сменялись витрины, дворы, набережные. Иногда они выглядели почти знакомыми, но в последний момент я осознавала, что ошиблась, и нужная улица будет вот там, за поворотом, во дворе, за дверью, за стеной.

Нервов добавляли слышащиеся то тут, то там тяжелые шаги и стук когтей, чьи бы они ни были.

Порядком испугавшись, я снова увидела странную мышь, примостившуюся на фонаре, и дальше, отключив мозги ради их же безопасности, пыталась поймать хотя бы её.

После очередного поворота я чуть не влетела в высоченный фасад и, пораженная, подняла голову. Подобные здания ожидаешь увидеть в Нормандии или в Вестфалии, но никак не в Петербурге. Где-то в голове сразу захихикал Гюго.

Фасад поднимался на невиданную высоту, а в ширину тянулся на всю площадь – неизмеримых размеров. Двойная вытянутая арка прямо передо мной обрамляла ворота в несочетающемся стиле – одна часть, слева, из мрамора или слоновой кости, в общем, чего-то роскошного, а другая будто из чудом составленных сухих веток. Подозрительно гладких. Присматриваться я не стала.

Между арками помещалась ниша с вытянутой статуей, что напоминала бы любую фигуру святого со сферического в вакууме готического собора, но только…

Только вот материал напоминал черный оникс и сверкал, будто новый снег, а пропорции казались слишком тонкими и изящными.

Только волосы изображаемого змеились вверх, словно пламя, а лицо было закрыто книгой, что он держал в руках.

Только вот…

– Стой.

Девушка или, может, женщина не совсем непонятного возраста в поношенном сером худи и с усталым лицом схватила меня за плечо. Наглый её жест не показался мне странным и не возмутил. Она вела себя так естественно.

– Что это за район, Вы не подскажете? Тут у нас такая мелочь, понимайте, мышь убежала… улетела… ну, летучая. В смысле, это неверное название, они рукокр… но уж… и мышь какая-то не того… а потом я как-то потерялась, и ещё туман. И вот…

Усмешка на лице девушки становилась всё более издевательской, так что на «вот» я почувствовала себя полной дурой.

– Что?! Вы скажете, что это за район и как пройти на Университетскую, или мне дальше бродить?

– Можешь бродить сколько угодно. Но ты уже четверть века бродишь, может, хватит?

– Но что это…

– Ты знаешь, что.

Да.

– Ну, филолог, хорошо ли ты учила греческую мифологию? Сейчас ты можешь выбрать. Только сейчас.

Девушка раскинула руки, указывая на два входа. Сей пафосный жест, проделанный, к тому же, в дурацком худи, тоже отчего-то казался уместным.

– Эти, – указала я на ворота из подозрительных «веток» и тут же потеряла из виду вторые, парадные.

Равнодушная ко всему девушка кивнула и выдала очередное:

– А теперь отворачивайся, зажмуривайся, и не дадут тебе боги ослушаться.

Для надежности она завязала мне глаза прочной черной тканью и зачем-то крепко взяла за руку.

– Теперь, будь добра, никуда не девайся.

–?..

– Можно.

Повернувшись и оглядевшись в поисках причины такой секретности, я заметила, что руках у нее был кубок из темного металла, а книга статуи располагалась под иным углом. А может…

– Тебя приняли. Пей.

В кубке плескалась густая черная жидкость, отражавшая, казалось, все ночи мира. Они двигалась, хотя чудаковатая «стражница» держала сосуд ровно.

На вкус питье ощущалось сладким дымом.

– Очень хорошо. Теперь ты не вернешься.

***

– Самое сложное для новичка – это, конечно, перестроиться на полностью ночной режим, – с энтузиазмом начал инструктаж приставленный старшекурсник. – В этом смысле «жаворонкам» не повело, а ведь их тоже тут хватает, пусть и в меньшей пропорции. Ничего не поделаешь: онейронавтв надо учиться и жить ночью, что логично. Ну, ты не боись. Наши эскулапы и психи помогают по первому требованию, если что – сразу к ним. Да и без тоже – постоянно какие-то проверки, тесты… Но потом сама привыкнешь: тебе ещё выдадут солнечные очки для весны и лета. Ужасное время, бр-р… Судя по твоему гербу, это будет скорее рано, чем поздно.

– Ты имеешь в виду этот дорогущий значок с ночницей?

– Угу. Герб – звучит гордо.

Он указал на свой, с сипухой.

– Это что, вроде как специализация?

– Не, скорее тип личности. А факультет у тебя бионюктологический, я узнал.

– Биологический? Это ещё зачем? С нуля химия, биология клетки, законы Менделя?…

– Фу, скукота какая. Это ночная флора и фауна, ночные гуманоиды, ночные сущности. Интереснее не бывает. Хотя у нас на физфаке тоже круто.

Уточнять подробности о «физфаке» не захотелось.

– Ну, мне пора. Ты тут разбирай выданные шмотки, осматривайся, поболтай. Если что – поищи Серую, это которая в худи, она тут по новичкам. И это, как там, самое главное. Выдыхай уже. То, чего ты боишься, не случится. Я тут три года. Хватит уже считать пальцы и проверять реальность. Теперь она для тебя единственная.

Подмигнув в ответ на мое немое изумление, забавный веснушчатый старшекурсник поспешил на лекцию своего «физфака», а я поплелась в выделенную комнатушку – на этот раз одноместную и напоминающую каменную келью.

Разбирать правда было что. Помимо значка с мышью и путеводителя, в увесистой коробке мне вручили:

Плотные черные шторы, через которые, по виду, не просочится и звук;

Маску для сна с вышитыми летучими мышами, сшитую явно вручную, ибо немного неровно;

Музыкальную шкатулку со сменными цилиндриками разных тихих мелодий,

Мелатонин в таблетках («на крайний случай!»);

Наволочку с глазами: летучемышиными крыльями и заостренными ушками – судя по кружевам, того же авторства, что и маска.

Натянув наволочку на подушку, а шторы – на толстый карниз, я сгрудила оставшееся на древнего вида камин и развернула путеводитель. Если не вчитываться, он походил на рядовую листовку. После анонимного приветственного слова с непрестанными «успокаивающими» призывами «ничего не бояться, а то хуже будет» шли правила и распорядок.

* Телефоны изымались (это я и так поняла; мой просто испарился);

* 

Яркая одежда запрещалась во избежание психических травм (не помню уж, в чём, когда и откуда я вышла за мышью, но сейчас на мне был темно-синий бадлон и черная расклешенная юбка до лодыжек);

* 

Яркие лампы также были нежелательными (Замеченное мною освещение состояло либо из свечей, либо из лунного света);

* 

Раз в полгода проводился профилактический осмотр (Список окончательно сбил с толку, так как среди тестов фигурировали, скажем, «проверка аргенодетектором» и «реакция чеснок»);

* 

Строго воспрещались шутки про Некрономикон.

Отбой предполагался с десяти до шести; с восеми вечера до четырех утра четыре же пары: две общих и сдвоенная по специализации; далее шесть часов практики и досуга. Дотянув, по совету путеводителя, до десяти за любованием коридорами, я буквально свалилась на резную кровать с балдахином – это физически; а ментально – в кромешную тьму без видений.

По пробуждении, возвещаемом, как и отбой, глухими курантами, я побоялась открывать глаза: в комнате явно кто-то был. В добавок этот кто-то ледяными пальцами крепко-накрепко сжал мое запястье, а судя по слышимому тихому дыханию, смотрел на меня в упор.

– Хватит. Она всё, здесь.

– Н-ну, первая ночь…

– Первый СОН. И эта прочная. Расслабься, заботливый ты наш.

Запястье отпустили, а я перестала прикидываться. Голоса принадлежали давешним знакомым: забавному парню и нудной девчонке в худи.

– Вы тут что?!

– Проверяли, не решишь ли ты рассыпаться или развеяться с непривычки. Ищи потом.

Успокоившийся было пульс снова пустился в галоп.

– А ч-что, б-были прецеденты?

– НЕТ, – рявкнула проводница в сером. – Михаил у нас сомневающийся материалист, математик. Был. Ну, я откланиваюсь. Вас много, а я одна. Дуй в библиотеку, а то мадам Мумут ждать не будет. Впрочем, остальные тоже. Через два часа первая лекция.

– Мадам кто?

– Увидишь. Дуй, говорю. Четвертый этаж вверх отсюда, дверь в третьем по левую руку коридоре. Там ещё статуя фавна.

– Но там их уйма! Дверей этих!

– Она там одна, – железным тоном повторила девушка. – Adiós.

Растерянно моргая на хлопнувшую дверь, я задала неловко топчущемуся Михаилу первый пришедший в голову вопрос:

– А почему не шутить про Лавкрафта? Книги же не существует?

Парень мигом посерьезнел.

– Существует. Только никогда не проси его в библиотеке. Особенно после полуночи. – Шуток не любят?

– Нет. Могут и дать.

***

Дверь правда обнаружилась всего одна: старомодная, как и всё здесь, будто из романов Диккенса или По, и к тому же с гравировкой незнакомого бестиария.

Библиотекой заведовал плотного сложения дяденька с добрыми глазами. Мы немного поболтали по-испански. Отлучившись в непролазные глубины стеллажей буквально на пять минут, он снабдил меня вводной литературой с обязательными «Метаморфозами» (к счастью, в переводе) и Лавкрафтом с Дансени (к моему ужасу, в оригинале).

– Добро пожаловать, девочка, – напутствовал меня библиотекарь. – Учись хорошо и так далее, но особенно – постарайся не прогуливать в полнолуние. В крайнем случае можно, конечно, но тогда сиди дома, у себя в комнате. Мадам Мумут не любит излишне любопытных. И не обижай её друзей.