Ночные - страница 4



– Хватит хихикать, читай давай, фройляйн.

Затаив дыхание, я открыла книгу наугад и сперва увидела непереводимый для меня, зато уже практически четкий текст.

…Der Mutter Antwort befriedigte mich nicht, ja in meinem kindischen Gemüt entfaltete sich deutlich der Gedanke, daß die Mutter den Sandmann nur verleugne, damit wir uns vor ihm nicht fürchten sollten, ich hörte ihn ja immer die Treppe heraufkommen…

«…Ответ матери не успокоил меня, и в детском моем уме явственно возникла мысль, что матушка отрицает существование…»

Неизвестные слова складывались в логичные, понятные мысли.

– Что скажешь?

– Офигеть, простите мой французский, вот что.

– Привыкнешь, – по-доброму засмеялся новый товарищ. – К тому же через пару недель Малый карнавал, повеселитесь. Осеннее равноденствие. Профессиональный праздник – ну, один из.

– Следовало догадаться. Подожди, можно я ещё?

«…Voll Neugierde, Näheres von diesem Sandmann und seiner Beziehung auf uns Kinder zu erfahren, frug ich endlich die alte Frau…»

– Ну, хорош.

«… die meine jüngste Schwester wartete: was denn das für ein Mann sei, der Sandmann?…»

– Хватит!

– Что?

Во время моего ребяческо-восторженного чтения по новой технологии Михаил как-то нервно дергался, будто я через слово вставляла страшное богохульство или грязное ругательство.

– Это не очень хороший рассказ. Он тут несколько напортачил и был наказан. Почитай лучше «Принцессу Брамбиллу». Страница триста шесть. Вот это классная вещь.

– Ладно.

«Спустились сумерки, в монастырях зазвонили к вечерне…»

Вместо кабинета, незаметно превратившегося из темного в окончательно черный, мне привиделась бедная, но уютная комнатушка с видом на сказочный Рим и невероятной роскоши бордовое платье для карнавала…

***

Вопреки глупым стереотипам о неординарных учебных заведениях из девчачьего фэнтези, которых я стыдилась всю первую неделю, времени на шашни, заговоры и прочую непрактичную ерунду нам не оставляли. Если кому-то и пришло в голову поддаться пошлым клише и завести учебный роман, он изрядно поломал её над зашифровкой медовых речей в перечислении персонажей «Сна в красном тереме» и в спряжении немецких и итальянских глаголов. Потом грозили добавить два других языка; мне-то ещё повезло, а вот большинству однокашников пришлось худо – тем более что инязы, литературу и перевод, равно как историю искусства, преподавала мадам Мумут. Из прочих относительно приземленных предметов можно было назвать факультативную игру на музыкальных инструментах, якобы полезную в онейронавтике, и древние языки – вот уж где кошмар так кошмар.

На этом «обычнота», пусть и увлекательная, заканчивалась – и начинался сюр.

Первые уроки моего факультета поучали классификации кошмаров по порядкам, типам и степени, вы не поверите, заразности. Скажем, «порядок» определял, на какую глубину сна проникала та или иная тварь: как уже говорил профессор, за сонный паралич отвечали кошмары «поверхностые», а вот озабоченные сами знаете чем товарищи забирались глубже, как правило, на второй или даже третий уровень. Тип зависел от формы: это могло быть просто существо, гнетущая обстановка, голое ощущение (эти подлецы первого уровня любили захватывать даже не полностью заснувших бедолаг). Самыми заразными же оказались ужастики про экзамены и странно ведущих себя близких.

Но это ещё ничего: сортировкой чего-то или кого-то по такому-то признаку занимаются и во вполне приличных учебных заведениях. Куда больший хаос творился на «физфаке»: там нас сразу же беспощадно забросали практикой самоубеждения и ориентирования в пространственных кошмарах второго уровня. Их любезно «включал» сам декан, тот самый хиппи с подходящим именем Боян, прибегая к помощи противно пахнущих микстур, так что половина слушателей убредала с урока заикаясь и с синяками.