А сам-то Царь, как всегда пьян, с обманными словами-пустышками.
Расцветёт же здесь только бурьян с полынь-травой,
Да с шакалами и козлами его, прихватизирующих наши счета и добро вместе со жратвой!»
– Ты у меня допоёшься… «соловей» небритый, я до тебя ещё доберусь, – прорычал Лев Пья. – Ой, что-то глюки пошли… Это видимо моя главная ошибка проявилась – в принятии на грудь разных долей портвейна и водки… Ага, а вот и марсиане с концертом прибыли не в своей тарелке с красным крестом, понимаешь! Всё-таки сегооодня, немного перебрал…, и какая-то знакомая мелодия в моей львиной башке «нарисовалась»:
«Говорил, ломая руки,
Краснобай и баламут,
Про бессилие науки
Перед тайною Бермуд.
Все мозги разбил на части, все извилины заплёл …
Неожиданно из зарослей джунглей к Поляне пролезла Горилла:
– А ну зверьё, расступись немного, мне не видно…
– Может быть, вам бинокль дать, чтобы разглядеть Льва Пья? Но учтите, что он не Лев, а козёл.
– Нет, спасибо у меня с оптическим…
– Да этого Козла пара шлёпнуть, он все джунгли предаст и нас пропьёт!
– Эх промазал, … опять прицел сбился. …
– В него теперь стрелять нельзя!
– Почему?
– Потому что его уже, после третьего стакана, перевыбрали.
Глава 3. Господа, не жуйте долго свои мысли
Шумную родную площадь трёх вокзалов украшал плакат: «Не так страшен танк, как его пьяный экипаж!» Яркая же табличка озадачивала: «Лучшие места для парковки охраняются эвакуаторами». Рядом под табличками: «Не учите меня жить, лучше помогите на пиво» и «Кесарю – кесарево, а к Пиву подайте воблу», расположился мордастый розовощёкий «инвалид» со спрятанными под одеяло здоровыми ногами. Публика перед вокзалами гудела и металась, как пчелиный рой. Она что-то обсуждала, что-то меняла, чем-то торговала. Предлагаемая на продажу продукция располагалась на перевернутых ящиках и картонных коробках. Иванов-Бендер с трудом пробираясь сквозь вокзальную толпу вдруг услышал:
– Вау! Босс! Вау! Ты ли это? Ты ли это? Невероятно!
– Вау! Жив! Здоров, весь с иголочки и со своим легендарным портфелем!
Оскар оглянулся и увидел, бегущих к нему мужиков, похожих на бомжей. Они кричали, размахивая руками радостно перебивая друг друга. Вид у них был не респектабельный, как будто их долго жевали, а потом выплюнули.
– Привет! – он не сразу признал в них Кобыловского и Балабола, – жив, жив я! Снимайте чёрные повязки! Вы что, за это короткое время, усовершенствовали свой родной язык?
– Это почему?
– Потому что «Вау, Вау», так лают некоторые животные. Похоже, что за время моего отсутствия ваши полушария вступили в конфликт, позабыв родной язык и впитав в себя бездарный жаргон?
– Какие наши годы. Исправимся. Мы ведь тоже в некотором смысле животные.
– А я как видите, жив, и даже стал немного упитаннее вас. Ну что, отметим встречу? Где-нибудь перекусим, а заодно и пообщаемся. Согласны? Как там?.. «Губит людей не пиво, губит людей вода!»
– Да! Шеф!
– Хорошо бы! – наперебой соглашались друзья, по несчастью.
– Здесь, почти рядом, есть кафешка «Остатки роскоши». Там более или менее нормальные цены, и … приличная «обстакановка»! – радостно, глотая слюну, изрёк Балабол.
– А пиво разбавляют в пределах нормы, – выдал «тайну народного» заведения Пендюров.
– Это так. Это точно! – поспешил поддержать Пендюрова Альхен.
– Нет парни, то бишь, господа-товарищи-бояре, я предлагаю заглянуть в ресторан.
– Куда? Куда?
– В ресторан при гостинице «Ленинградская», раньше он был на первом этаже этой высотки, которая перед нами, – и Оскар указал рукой.
