Кто-то свистнул чемодан и запел «Лимончики».
Эх, лимончики, вы мои лимончики,
Растете вы у Соньки на балкончике.
На Подоле Беня жил, Беня мать свою любил.
Если есть у Бени мать – значит, есть куда послать!»
Проходящие изредка бросали ей монеты в футляр скрипки и молча, разделяясь на два потока и по подземному переходу выходили каждый на свою улицу, а девушка продолжила:
«Тётя Соня каждый год, у грузина пьёт компот,
А потом на этот год у нее растет живот!..
Эх, лимончики, вы мои лимончики …»
– Талант на сцене требует таланта и в «зале», – и Оскар, осчастливив исполнительницу более крупной купюрой, вышел к началу Старого Арбата, напоминающего в данный момент большую колхозную ярмарку. Здесь торговали всем, начиная с лифчиков, зимних шапок-ушанок, будёновок, и заканчивая военной формой. Рядом стояли матрёшки, свистульки, самовары, всевозможные эротические фото, картинки художников. По соседству трудились три парня, которые за приличные деньги, из любого желающего делали «звезду», приклеивая их фамилии к шестигранной плите, составленные из анодированных под золото букв, и укладывая затем эту плиту под ноги прохожих.
– Смотри, смотри Витяй, «Звёзды» в очереди стоят! – девушка радостно толкала парня в бок.
– Соня, сколько раз тебе объяснять, что эти не звёзды, а звездонутые!
– Пожалуй, для этих «звёзд» почёт без пьедестала мелковат, – мелькнуло у Иванова-Бендер. – Видимо качество их глупости будет определяться количеством последователей и тех, кто об них будет вытирать ноги!
У одного из исторических фонарей Арбата, на «трибуну» из старых деревянных ящиков, забрался волосатый парень и стал декламировать какое-то «народно-детское похабное творение» прошлых лет, размахивая руками:
«На кладбище ветер свищет, сорок градусов мороз (с ударением на «и»).
На кладбище нищий дрищет – разобрал его понос.
Тут из гроба вылезает в белых тапочках мертвец:
"Кто посмел в такую пору обосрать мою контору и в придачу кабинет?"»
Оскару как-то неприятно стало от такой публичной беззастенчивости, и был удивлён, когда вокруг этой пошлости собиралась толпа любителей таких «творений». И волосатый, вдохновлённый толпой, продолжил:
«Нищий долго извинялся, жопу пальцем затыкал,
Но понос не унимался – через уши проливался!
Вышел ежик из тумана. Выпил водки пол стакана.
Вынул ножик, колбасу, – хорошо в родном лесу!
Тихо песню затянул, о несбывшемся всплакнул.
Посмотрел в пустой стакан, и опять ушел в туман. …
Кто-то захихикал. Даже послышались жидкие хлопки, которые ещё больше вдохновили волосатого парня на продолжение творения в отхожем детском стиле:
«Раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь, девять, десять.
Бориска – Царь себя велел повесить.
Царь висел, висел, висел и в помойку улетел.
А в помойке крыса родила Бориса.
А Борис кричит Ура!..
Меня крыса родила!»
Заметив, направляющегося в его сторону милиционера, решил вовремя ретироваться. Немного дальше, импровизированная молодая джаз-банда, не обращая внимания на хранителей порядка, бренча на двух гитарах во всю мощь своих молодых голосовых связок, исполняла какую-то песенку из серии «Вспомним детство золотое»:
«А у тети Мисси по колено си…
А что? Ничего – синий сарафанчик.
А у тети Нади, все соседи бля…
А что? Ничего – бляхами торгуют».
Вокруг них сразу образовался кружок. Третий участник прошёлся по кругу в присядку с мятой шляпой в вытянутой руке, собирая «гонорар», под соответствующее продолжение и народ не скупился:
