Землетрясение в отдельно взятом дворе (сборник) - страница 18



Лена мнется-мнется, спрашивает, мол, уважаемая Драбына (там еще были имя и отчество, но я забыла уже), не могли бы вы, и я готова… а что бы вам… а как бы вам… благодарность… сколько, если… мне…

Драбына мрачно поднимает веки и спокойно так:

– Кофе и пятьсот гривен.

– А… – Лена уже шелестит голосом от неловкости. – А какой кофе вы пьете?

Драбына уже раздражена этой вот балериной до высшей точки кипения. Отвечает громко и четко, глядя смущенной Лене в глаза:

– Я пью большую полукилограммовую банку «Черной карты» с коньяком «Хеннесси»!

Лена выскочила как из сауны.

Тесты на лицензию сдавала уже в Германии, куда переехала жить. С первого раза. Там, наверное, просто кофе не пьют.

Путильская ватра

Путильская ватра

И ведь сотни раз предупреждали, перестань уже…

И ведь сама убеждалась не раз, что придуманное мной обязательно материализуется. В особо изощренной форме. И писала уже об этом себе в назидание. Нет. Меня все несет и несет.

Вот смотрите… Только-только опубликовала текст «Приходите, бургомистры…» в Живом Журнале. И почти тут же в журнале «Фонтан». А потом еще в какой-то периодике опять – «Приходите, приходите…».

Ну и вот накликала… Бургомистры, они ведь тоже люди! Раз так настойчиво зовут: «Приходите! Приходите, бургомистры…», он и пришел. Наш бургомистр. Раз зовут. Пришел.

То есть сюжет, как всегда, материализовался. И как всегда – в особо изощренном виде.

Рассказываю… В Путиле – есть такой в Черновицкой области карпатский поселок Путила, – в Путиле был праздник «Путильска ватра». То есть путильский костер. Но это не звучит в переводе, потому что костер – это костер. А ватра – это совсем другое, хоть и тоже огонь. Это такой символ домашнего очага, огонь, который разжигают пастухи вдали от дома. Иногда он маленький, уютный, на нем варят кулеш или бануш, рядом с ним греются ночами, наигрывая на окарине или сопилке. А иногда он огромный, нарядный и буйный, когда пастухи празднуют день выхода на полонину и танцуют вокруг него «Аркан». Поэтому и праздник так называется – «Путильска ватра». Словом, это день, когда пастухи выгоняют стада на пастбища.

И в этот праздник наше районное начальство тоже собрало своих овец-сотрудниц и тоже поволокло их на летний выпас. Обычно они тусуются там пару часиков со скучающими, но суровыми минами – «мы-городское-начальство» – и оживляются только на словах «извольте откушать», где их и покормят, и нальют, а чего ж, от щедрот-то гуцульских… Дамы наклюкаются и уже в автобусе добреют.

Я приехала отдельно. Не смотреть, не наблюдать. А побыть. Чтобы понаслаждаться. Чтобы порадоваться. Душой отдохнуть.

Так вот, приехала в Путилу, начался дождь, и он то лил бешено, истерично, лупил молниями рассерженно, то немного успокаивался, но все равно капризничал и капал по чуть-чуть, потом опять набирался сил, вздыхал и хлюпал своими тучами, пыжился, обиженно дулся и опять начинал изливаться и рыдать от души.

Машину мы оставили далеко и шли пешком. И навстречу нам ехали всадники, и лошадки были нарядные, украшенные как будто на конкурс «Мисс Лошадь», одна краше другой, все в косах, лентах, цветах, плетеных ярких шнурах. Загляденье. И я раззявила варежку и любовалась такой красотой. И один юный легинь, увидев мою запрокинутую завистливую и восхищенную физиономию, привстал в стременах в своем ярком гуцульском наряде – вышитом кептаре и в постолах, – снял шляпу и с коня своего поклонился мне с достоинством и гордостью. И я завертела головой вокруг, завопила: «Вы видели? Видели? Это он мне! Это он мне поклонился!»