Прошло ещё несколько часов, прежде чем Лилит поднялась и бесшумными шагами спустилась на кухню, а оттуда – вниз по лестнице – в подвал. Её одолевал нестерпимый животный голод. Банки с едой располагались строго по порядку, отмеченные цифрами, которые означали дни после пробуждения. Сначала шла лёгкая пища, в основном, фрукты и разные напитки, далее стояли более питательные мясные блюда.
Девушка недолго колебалась с выбором. Её руки дрожали, пока она пыталась отодрать кусок от заледенелой тушки (обычно этой работой занималась кухарка). Чтобы разогреть еду, следовало затопить печь, на что у девушки попросту не было сил. Пришлось приложить немало усилий, чтобы всё же утолить голод. Ледяная безвкусная пища не лезла в рот, но только так можно было заглушить мысли о будущем. Плана не было. Спать не хотелось, напротив, организм сопротивлялся сну, боролся с ним, боялся. И что же дальше? Еды не хватит на зиму. И сколько вообще ещё будет длиться эта зима?
Паника вернулась, и Лилит всячески старалась её унять. Первой пришла в голову мысль разбудить родителей. Она была настолько эгоистичной, что у юной О’Фаррелл тут же пропал аппетит. Если она так поступит – погибнут все. Но что же, теперь умирать одной? Жить и умереть так бессмысленно – слишком жестоко. Тут же мелькнула мысль о брате. Стало даже немного смешно, ведь именно он не хотел погружаться в сон, а проснулась та, что боялась зимнего мира больше всего на свете.
Лилит отдернула штору и снова посмотрела в окно: ветер у дома играл со снегом. Она собралась с мыслями и уже спокойнее, чем в прошлый раз, вышла во двор, перед этим предусмотрительно накинув пальто и надев сапоги. Снег показался девушке иллюзией, мимолетным видением. Он покрывал все вокруг, окрашивая все деревья и дома в свой цвет, словно на свете осталась всего одна краска. Девушка вытянула руку, и на её ладонь стали падать снежинки, мгновенно тая. О’Фаррелл вздрогнула и, отдёрнув руку, зашла обратно в дом. Этот холод был ей неприятен.
Чуть позже в голову стали приходить мысли о докторе Нильсоне. Может, он сейчас тоже не спит? Лилит показалось, что перед самым пробуждением она слышала его голос. Доктор звал её. Как? И почему? Дворянка не хотела выяснять, не хотела никуда идти. За окном – зима, а значит, по улице наверняка рыщут отшельники, безумные и кровожадные. А за городской стеной – дикие звери, готовые разорвать любого.
Девушку снова затрясло, и она, крепко держась за перила, поднялась в комнату брата. Грудь мальчика равномерно вздымалась и опускалась, так привычно, словно он задремал на минуту. Это успокаивало. Лилит надеялась, что брат не проснется раньше положенного срока. Вилл был намного сильнее своей сестры, но всё же, столкнувшись с такой пугающей реальностью, не смог бы её принять.
«Закрой глаза и просто дай себе забыть. Когда ты проснёшься, всё исчезнет», – так всегда говорил отец, когда случался на редкость противный день. На секунду это показалось лучшим решением – сделать вид, что ничего не было. О’Фаррелл прилегла на кровати рядом с братом и закрыла глаза. Спать не хотелось, но девушка заставила себя забыться на несколько часов. Желаемого успокоения это не принесло. Лилит осталась там же, где была. Ничего не изменилось. Этот мир по-прежнему существует, он не оказался кошмаром, иллюзией, или хотя бы вчерашним днём.
Снова осторожные шаги по лестнице, чтобы не свалиться вниз. Только звук шагов и тишина – ею была пропитана каждая комната. Вилл был прав на этот счёт – невыносимо. А еще осуждающие взгляды портретов. Девушка закрыла тканью те, что висели в коридоре. Позже она доберется и до остальных. Но страшнее был холод, пробравшийся в ничем не утеплённый дом. Даже камин в отцовском кабинете не мог согреть, как когда-то в детстве. В итоге Лилит стащила в кабинет как можно больше одеял и уселась в кресло с книгой, которую ей теперь никто не мог запретить читать. Ночь прошла, как в тумане, внутри мира, который, как и этот, был для Лилит чужим.
