…Марэн не вошла и не вбежала – она влетела в комнату и бросилась в кресло. Что с ней? Её трясло, дрожь волнами катилась по всему телу… сухие, крепко закрытые глаза… Мальцев встал осторожно положил ладонь на ладони голову Первой сестры – там бился пожар: фиолетовые, синие, зеленые языки пламени пульсировали в бешеном ритме! А что странного – за неполные сутки столько пережить – от крайне отрицательных эмоций во время нападения на храм до невероятного излечения мамы. Не говоря об остальном! Как еще она вообще держится?
Немедленный сигнал на успокоение.
– Всё, всё, сейчас будет хорошо, – шепнул, не отпуская руки.
Безобразие в голове Марэн затухает. Вот и покой. Женщина с легким стоном делает несколько глубоких вдохов, смотрит удивленно на Виктора. В глазах собираются слезы.
– Не плачь, Первая сестра, всё же закончилось?
– Виктор, прости, – её шепот слышен был «как днем». Да и не шептала она вовсе. – Знаю, как ты измучен, но я вся на нервах, и спать не могу, и сказать нужно много тебе. Не вытерплю ни минуты! Ты слышишь меня?
– И как я могу тебя не слышать? Говори свои разговоры.
– Это вовсе не разговоры. За многое уже я тебе благодарна, не хочу даже перечислять. Но за маму… За неё я тебе обязана всем, что у меня есть. Ты не можешь представить, что значит для меня мама! Я уже говорила, что она – самый близкий мне человек. Виктор, вот как мне отблагодарить тебя?
– Скажи: спасибо, Виктор, – подсказывает тот.
– Спасибо, Виктор, – слегка улыбается Марэн, – миллион раз спасибо! Ох, странник, не было бы запрета, вышла бы я за тебя замуж, и каждый день говорила бы «спасибо»…
Между прочим, эта мысль Мальцеву не понравилась. Иметь в жёнах такую… Может, это очередное доказательство того, о чём думалось только что? Значит, как бы выкрутиться, не настроив на агрессию?
– А что за запрет на замужество?
– Знаешь, все валентинки могут выходить замуж, все, кроме Первой сестры – такое условие.
– Марэн, не обижайся, если мои вопросы покажутся наивными или просто глупыми, ладно? Вот скажи, выйти замуж – это значит, быть женой и иметь мужа?
– Конечно, а что еще? Или как еще? – недоумевает Марэн.
– А если, например, я не муж тебе, но ты считаешь меня мужем, это не запрещено – считать?
– Не запрещено, конечно, считать мужем я могу кого угодно…
– Так и считай, что я твой муж, в чём проблема?
Марэн задумалась надолго.
– Не очень я понимаю, но… вот я объявлю это всем сестрам, и что?
– Да что «и что», Марэн? Все и услышат, что никаких запретов ты не нарушила, формально я не твой муж, а то, что считаешь ты – это только твоё дело!
– М-да… Недаром мама начала мне завидовать. Но… как к этому отнесётся Пресветлая, ты подумал? Ведь это её запрет.
– Так я у неё спрошу.
– Виктор! – вскинулась Марэн. – Не смей! Ей ещё только до наших отношений при всех проблемах…
– Женщина! Я сделаю так, как считаю нужным! В настоящий момент мне нужно, чтобы ты не переживала, боясь, что нарушишь запрет, ведь боишься? Вот и спрошу, ты даже не заметишь.
– Ох, Виктор, у меня опять начинает голова болеть. Лечи, давай!
Лечить не сложно. А вот между «считать» и «быть» разница существенна. Если Виктор и лукавит сейчас, то будущее покажет степень правды.
– Марэн, рассвет близится, «полощется» даже. Можешь пару слов о Пресветлой?
– Именно пару. Она не разрешила говорить о её жизни, тем более писать о ней. Не удивляйся – если бы это было можно, представляешь, сколько бы нашлось писателей, и какие возникли бы разночтения? Пресветлая мудра, пусть лучше никто о ней не знает ничего. Зато и лжи нет, понял? Могу сказать только вот что…
